Село милосердия

Захлебываясь, задыхаясь, полковник говорил страстно, проникновенно, думая, что убеждает солдата, тогда как на самом деле старался объяснить себе, силился понять и осмыслить происходящее. Ему, кадровому военному, слишком многое было неясно, хотя он и был близок к истине. Потому что. верил в силу духа и конечную победу нашей армии, той армии, служению которой отдал всю сознательную жизнь. Потом полковник захрипел, вытянулся и затих. Широко открытые глаза теперь спокойно смотрели в небо.

Тем временем одной из сводных рот вновь удалось прорваться в Артемовку вдоль железной дороги. Возле крытого соломой колхозного амбара, стоявшего за околицей, вспыхнула рукопашная. Не выдержав штыкового удара, немцы начали откатываться. Но тут со стороны Кулакова показалась группа фашистских мотоциклистов. Поливая перед собой смертоносным свинцом, они ворвались в хутор. Улицу буквально вымело пулеметным огнем.

Сводная рота, состоявшая из остатков батальона, отошла за насыпь. Теперь в ней было едва ли больше взвода. Окинув взглядом оставшихся бойцов, Якунин понял: теперь уже не прорваться. Рыжий майор в очках, командовавший ими, погиб еще днем. Убит был, как сообщили Якунину, и капитан Керман, дравшийся с остатками своего батальона неподалеку. Теперь отрядом руководил моряк с нашивками капитан-лейтенанта, высокий, молодцеватый, с громовым голосом.

— Где зенитки? — спросил он, обращаясь ко всем сразу.

— Возле переезда, — угрюмо ответил сержант с перевязанной шеей, появившийся неизвестно откуда. — От них вроде кто-то был здесь.

— А ну найди!

Из кустов выскочил командир с красной звездой на рукаве — отличительным знаком политработника. С ним бежал боец-зенитчик. Якунин не поверил своим глазам. В командире он узнал Федора Чулкова.

— Орудия далеко? — спросил капитан-лейтенант у политрука.

— Стоят на прямой наводке по наземным целям.

— Сколько?

— Осталось два.

— Давай, политрук, врежь по этим мотоциклистам!

— У меня всего четыре снаряда.

— Ну и что? Солить их будешь?.. Выдай прицельно, чтоб с пользой, и кончай с пушками!

— Ясно, — хмуро отозвался Чулков. — Я пошел?

Однако Чулков не успел добраться до места. Разорвался снаряд. Политрук вскрикнул, упал. К нему бросилась санитарка. Перевернув на бок, стала быстро бинтовать бедро, а он что-то торопливо говорил сопровождавшему его бойцу. Тот мотнул головой и бегом бросился вдоль насыпи.

Ждать долго не пришлось. Один за другим отрывисто хлестнули орудийные выстрелы. Зенитные снаряды прошили улицу Аргемовки и разорвались в гуще немецких мотоциклистов.

— Так их перетак! — выругался моряк, вставая в полный рост. — За мной, братишки!..

Якунин перепрыгнул через рельсы, и тут над его головой рванула шрапнель. Осколок ударил в лопатку, сбил с ног. Та же санитарка, которая несколько минут назад оказывала помощь Чулкову, подбежала к нему.

— Сейчас перевяжу, миленький. А дальше ты уж как-нибудь сам, — приговаривала она. — Тут в низинке машина стоит. Ползи к ней, а я другим пока помогу.

Собравшись с силами, Якунин с трудом добрался до грузовика. Ему протянули руку, помогли взобраться в кузов. Едва он пристроился в углу, как под машиной ухнуло. Резкая боль одновременно пронзила ногу и руку. Якунин потерял сознание.

Стрельба постепенно затихала. Кое-где еще раздавались одиночные выстрелы, но и они постепенно смолкали. На израненное, залитое кровью поле медленно опускалась ночь. Была она черной, промозглой. Не переставая сыпал колючий осенний дождь. Небо словно оплакивало павших сынов. А ветер, налетавший порывами, доносил удалявшиеся отзвуки канонады. Это уходили на восток те немногие, которым все же удалось прорваться.

5. ПОЛЕ СМЕРТИ

Еще днем по селу прошел слух, что за хутором на болотах, где двое суток гремел бой, осталось лежать иного раненых красноармейцев. Соседка Ольги Комащенко, прибежавшая из Артемовки, плача и причитая, сообщила:

— Там хлопчики лежат покалеченные без помощи. Да и откуда та помощь явится?

— Как «откуда»? А мы на что? Там ведь свои лежат! — крикнула Ольга.

Набросив на плечи платок, она побежала к Варваре Соляник. Та сызмальства отчаянной была. Когда-то на спор одна на кладбище ходила. Да и под обстрелом побывала, когда работала на строительстве оборонительных сооружений под Киевом. К тому же Варвара, как и Ольга, окончила до войны курсы сандружинниц, организованные сельским фельдшером, и понимала, как с ранеными обращаться.

Соляник уже знала о случившемся под Артемовкой и встретила Ольгу сурово.

— Меня агитировать не надо! — отрезала. — Я уже собираюсь и девчат из соседних домов предупредила. Народу потребуется много. А ты сгоняй к фельдшеру за инструкциями.

— А если немцы туда нагрянут? — с опаской заметила Комащенко. — Они нам, как тем курам, головы поотрывают.

— А мы осторожно пойдем, задами…

— Все равно боязно…

У бригадирши сердце замирало от страха, но жалость пересиливала. Люди лежат беспомощные, кровью истекают, в беспамятстве. Помочь им — первейшее бабье дело. Особенно тех, которые основу медицинской науки у Горуновичихи целый год в сандружине изучали.