– Шамиль Асланович, Пятый на проводе, – проинформировала безотказная, как «наган», Зиночка.
Господин Салманов не стал благодарить ее, нарушая тем самым правила, им самим установленные в отношениях с персоналом. Он резко развернулся к большому, вмонтированному в стену экрану, только что аспидно-черному, а ныне изукрашенному зигзагами цветных помех, и насупился.
Ровно пять секунд спустя помехи исчезли, открыв взору Председателя совета директоров огромный, богато, но без вычурности декорированный кабинет, краешек необозримого рабочего стола, ноги официального бюста и на их фоне – хозяина всей этой роскоши, удивительно интеллигентного на вид военного, украшенного изысканным серебром шевелюры, черепаховыми очками и канительным золотом генерал-полковничьих погон.
Генерал-полковник был заметно встревожен. Судя по всему, он никак не ждал этого вызова. Но держать марку он, следует признать, умел.
– Ба, Шамиль! Здравствуй, дорогой мой… – начал он тоном весьма уважительным и чуть-чуть дружеским, но ни в коей мере не фамильярным.
И был перебит на полуслове.
– Ты на кого работаешь, мудило? – негромко, но до крайности выразительно осведомился господин Салманов. – Ты на кого, я спрашиваю, работаешь?..
– Я… но… позвольте… – лицо генерала неописуемо быстро теряло интеллигентность. – Разрешите… я…
– Я ничего тебе не позволю, животное, – все так же тихо и яростно цедил Председатель, не обращая никакого внимания на сбивчивый лепет военного. – Даю тебе три секунды на то, чтобы ты, падло, назвал мне хоть одну причину, по которой тебя стоило бы оставить жить до завтра…
– Нет… Первый… я, нет, но… я же, – бегая глазами по углам кабинета, забормотал генерал-полковник, и вдруг, сделавшись до синевы бледным, принялся суетливо расстегивать застежки на кобуре. – Вот увидите!.. Я докажу!.. Я сейчас же, сейчас же!.. И чтобы никто!..
Замочки упорно не поддавались. И Шамиль Асланович, для приличия выждав с полминуты, счел возможным прервать подзатянувшийся спектакль, тем паче что забавным все это было только в первый, ну и, пожалуй, в четвертый разы.
– Прекрати истерику, говнюк, – тон его вроде бы не изменился, но опытное ухо военного, судя по всему, уловило все же некие нюансы, поскольку лицо его начало вновь приобретать интеллигентный, хотя и до крайности жалостный вид. – И отвечай, как у попа на исповеди.
Молчание.
– Я что, неясно выразился?
– Я иудаист, – печально признался золотопогонник и для убедительности шмыгнул носом. – Ортодоксальный.
– Один хрен, – убежденный агностик Шамиль Салманов доброжелательно улыбнулся. – Значит, как у раввина на гиюре. Ну! Я жду…
– А что, собственно, вы имеете в виду? – осведомился Его Превосходительство Первый заместитель начальника управления кадров Космофлота. – Если можно, уточнили бы…
Надо полагать, рыльце у него было в пушку преизрядно, и он никак не хотел подставляться сверх необходимого.
Салманов укоризненно покачал головой.
– Слышь, ты, обсос неприятный, с тобой что, нельзя по-хорошему? Кто тебя вообще в генералы вытащил, невоеннообязанного, а?
– Вы, Шамиль Асланович! – без запинки отрапортовал седовласый.
– Нет, пацан, не я, – Председатель совета директоров вновь покачал бритой головою. – Не я, а люди. Серьезные, достойные люди. Мои друзья, между прочим. И что с тобой будет, уёбище, если они узнают о твоих художествах, а?
На вновь разинтеллигентневшем лице сидящего за громадным столом великомученика в мундире появилась смертная тоска. Возможные варианты он представлял отлично, благо с воображением проблем не испытывал.
Дольше воспитывать Пятого не стоило. Дело могло дойти до инсульта, как с его предшественником.
– «Вычегда»! – бросил Салманов, сжалившись.
Лицо генерал-полковника просияло. Он, очевидно, ожидал чего-то много худшего.
– Вопрос с «Вычегдой», господин Салманов, держу на личном контроле! Наверх ничего не рапортовал!
– А мне?
– А вам собирался, – радостно частил генерал-полковник, и бритоголовый толстяк, опытный в работе с людьми, видел, что на сей раз Пятый, как ни странно, не врет. – Вот выяснил бы до конца, что с Принцем, и сразу вам, немедленно…
Председатель совета директоров изобразил удивление.
– А что с ним, с мертвым, выяснять?
И не меньшее, если не большее изумление отразилось на лице обмундированного.
– Так ведь он жив, господин Салманов!
Это было сказано негромко, но оглушило, словно раскат майского грома. И пока Председатель пытался осмыслить услышанное, собеседник уже откинул полированную панель, демонстрируя Шамилю Аслановичу небольшой передвижной пульт с несколькими темными и одной ярко пульсирующей лампочками.