Сельва не любит чужих

И могучие руки гиганта бессильно обвисли, а Мгамба замедлил шаг и не стал выбираться из толпы, ибо Дгобози был прав. Условия Тройной Смерти не допускают замены. Здесь каждый отвечает за себя, и это справедливо; ведь не чужой, а твой иолд входит в запретное женщины, желанной другому…

– Ну же, земани, – клыкасто скалился Дгобози, выставив правую руку с ттаем перед собой, а левой занося отливающий синевой кьяхх. – Иди же сюда. И убей! Или умри!..

Единственное, о чем сожалел сейчас потомок Красного Ветра, это о том, что тогда еще, на лесной тропе, не перерезал глотку беспомощному, лишенному сознания чужаку…

И совсем другое огорчало Дмитрия.

Ему было до слез обидно, что Гоша Громыхайло-Ладымужеский, кореш из корешей и сенсей из сенсеев, не сможет оценить того, что сделает сейчас его преданный сэмпай с обнаглевшей чуркой, посмевшей устроить дебош на его, лейтенанта Коршанского, первой в жизни свадьбе…

В Академии Космодесанта с курсантом могут сотворить многое, но, будьте уверены, вышколят на славу.

И потому, даже не глядя, он оценил все:

…и позицию скандалиста…

(хреновая, кстати, позиция; солнце бьет в глаза!)

…и почти незаметное подрагивание вскинутого кьяхха…

(эге, а левая-то у парня слабовата!)

…и легкую пленку безумия, застлавшую выпуклые глаза…

(крыша едет, сам стоишь, как говорится… ну-ну!)

Затем, непринужденно улыбнувшись, Дмитрий отвернулся от врага, притянул к себе застывшую Гдлами и спокойно, по-хозяйски, никого не стеснясь, поцеловал ее.

И не просто, а с вкусным причмоком.

Дмитрий знал, что делал. Он хотел, чтобы псих атаковал.

И Дгобози прыгнул…

Он понимал, насколько опасен пришедший с белой звездой. Он намеревался выжидать. И он выжидал бы, не поцелуй наглый пришелец его, Дгобози, женщину на глазах у всех!

Разве позволит воин дгаа так позорить себя?

– Йо-о-о-о!!

Спустя секунду все было кончено.

Многие из зрителей так и не успели понять, что же произошло. В сущности, ничего особенного; ученики сенсея Громыхайла-Ладымужеского на спор выделывали и куда как более заковыристые штучки…

Кьяхх, сердито воя, отскочил в сторону и замер, наполовину вонзившись в покрытое шкурой мраморного барса сиденье для новобрачных. Ттай, сизо блеснув на солнце, улетел непонятно куда. А тело Дгобози, подскочив в воздух, через миг неуклюже распласталось у ног ошеломленного дгаанги, и кровавая пена выступила на посиневших губах безумца.

Теперь, следуя обычаю, его надлежало убить.

И убираться в изгнание.

Навсегда.

Боль замерла в глазах Н'харо, нестерпимое горе опалило бесцветным огнем скуластое лицо Мгамбы, наконец-то вырвавшегося из толпы, и беззвучный вой, жуткий, как плач волчицы, потерявшей выводок, рвался с прокушенных губ Гдламини.

Ничего не поделать! Ваарг-Таанга не знает жалости…

А Дмитрию вовсе не хотелось убивать дурака. Напротив, он даже не слишком сердился на него, вспомнив некоторые эпизоды собственной жизни. И уже менее всего хотелось ему уходить с собственной свадьбы, так и не побыв ни минуты в непривычной, но наверняка забавной роли законного мужа.

Люди дгаа ждали, храня горестное молчание.

Они жалели своего нгуаби. Они знали, как нужен им этот светлокудрый воин. Многие из них, не дрогнув, отдали бы жизни ради того, чтобы ему не пришлось уходить.

Но как преступить волю Безликой?!

– А очень просто, – сказал над самым ухом Дмитрия Дед, знакомо покашливая. – Слушай меня внимательно, сынок…

Старый Даниэль говорил, словно диктовал, спокойно и выверенно, но дыхание его было чуть-чуть учащенно, словно Верховный примчался сюда бегом, опасаясь не успеть.

– Вот так и действуй, – завершил он и удалился, по обыкновению не прощаясь.

А Дмитрий, хмыкнув, величественным жестом указал на пытающееся пошевелиться тело у ног дгаанги и торжественно провозгласил:

– Пусть Дгобози живет! Такова моя воля!

Шумок прокатился по толпе. Люди качали головами.

Как же не понимает нгуаби – уже почти бывший нгуаби! – что его воля бессильна там, где повелевает Ваарг-Таанга?

Если он откажется добить поверженного, это сделают за него иные, но вина все равно ляжет на его душу, и судьба изгнанника не минует его…

– Мне жаль, нгуаби, – нарушил молчание дгаанга, и сорвавшийся голос подтвердил, что он не лжет. – Нам всем жаль. Но никому не под силу изменить то, что завещано Безликой…

«Никому не под силу, тхаонги», – подтвердила слеза, скатившаяся по изуродованной рубцами щеке Убийцы Леопардов.

«Никому не под силу, земани», – плеснуло горечью от затвердевших скул ефрейтора Мгамбы.

«Никому не изменить, любимый», – ни для кого иного не слышно вскрикнула Гдламини.

Вот как?

Дмитрий Коршанский, лейтенант Космодесанта, усмехнулся.

– Разве я не пришел с белой звездой?

– Это так, нгуаби, – бережно, словно при беседе со смертельно больным, ответил дгаанга. – Но воля Ваарг-Таанги неизменима. Ни для кого…