– Стра-а-атиг… – сказал он хмуро, глядя на остатки надворотной башенки. – Не стану я, Андрийко, на всякое багно порох тратить. Не откроют добром, в сабли возьмем!
Уши осавула оттопырились сверх обычного и зачервонели.
Хорошо еще, что ничего больше сказано не было.
Иное отвлекло отамана.
Из чуть приоткрывшихся ворот вышли и побрели напрямик к взгорку двое, волоча на веревке упирающегося третьего.
Тот падал в глину, цеплялся, упирался.
Его поднимали, нещадно пиная.
– Не палить, – молвил наказной.
– Не палить! – крикнул осавул.
– Не палить! Не палить! – пронеслось меж бугорками.
Здоровкаться с ворогами Тарас и не думал. Много чести было б им, да и к чему с сего дня шанхайцам здоровье?
Только и буркнул:
– Ну?
– Слышь, начальник, – решив, что говорить дозволено, зачастил один из державших веревку, обшарпанный донельзя мозгляк с пятнистым лицом, – ну че мы, сделали тебе че? Ну будь человеком, начальник, – он рухнул на колени, выпустив конец веревки. – Вот он, за кем ты пришел, в наилучшем виде. Бери, а? А то ведь у нас и бабы есть! – великолепная идея, похоже, ошеломила его самого. – Так если надо, и баб тоже бери!
Наказной молчал.
Они что, не понимают? Теперь уж не этот бедный хлопчик надобен унсам, а все они. Потому как всякий, кто мог узнать то, что знает вот этот хлопец, должен замолчать навеки.
Против обычая унсов убивать, не объяснив причин убоя.
– Ты им поведал? – в упор спросил отаман связанного.
– Ага, – не стал юлить тот; он сейчас боялся унса намного меньше, чем обшарпанного слободского.
– Все поведал?
– Ага.
– Всем?
– Не-е, – размазывая слюни и сопли, хлопец дернул головой и указал на обшарпанного. – Вот ему рассказал! – выкрикнул он злорадно. – И мужикам тоже!
Слободской взвизгнул.
Но грозный вуйк глядел уж не на него.
Второй пришедший выглядел подостойней первого; одежка на нем была неплоха, а сапоги и вообще совсем новые.
– Есть о чем говорить?
– Есть, – этот старался не трястись. – Я – референт господина директора департамента здравоохранения и трудовых ресурсов Компании Искандера Баркашбейли. Он предлагает…
Хорошо обутый говорил толково. Он сулил выкуп, упоминал о кредах, о какой-то амнистии, но наказного заинтересовало совсем иное.
– Ты из хозяев Железного Буйвола? – прервал отаман поток, льющийся из болботуна.
Тот поперхнулся. Посоображал. Кивнул.
– Именно так, господин колонист. Ваш конфликт с поселенцами, разумеется, ваше внутреннее дело. Но Искандер-ага…
Ни к чему было слушать дальше.
– «Брайдер!» – властно сказал Тарас, не поворачиваясь.
И на сей раз не попросил ни о чем. Соромно просить было с двух шагов. Рушница могла обидеться.
Ббб-бу-мм! – ухнул «брайдер», и нечто, хранящее пока еще намек на человеческое тело, улетело далеко в поле, постепенно развеиваясь и теряя всякую форму.
– Дякую, брате! – от всей души поблагодарил железного унса седой унс в черном сюртуке.
И хрипло рыкнул на двоих, лежащих у ног:
– Геть!
А потом перевел с человеческого:
– Вон!
Осавул же глядел на дымящееся дуло рушницы и осуждающе покачивал головою. И неведомо было малому, что старый Тарас совсем не корит себя. Зрозумило, истратить целый заряд ради собственного удовольствия – расточительство безумное, любой унс подтвердит это. Потому что никто, кроме наказного отамана, не слышал – а жаль! – как гудел и ныл, просясь в руки, и как потом, сделав уже, дрожал от восторга теплый, пахнущий пороховой гарью железный побратим, и сколько истинной страсти прозвучало в его радостном «Буммм!»…
Разве не можно хоть раз в жизни побаловать друга?..
Вслед отпущенным пожить еще немного наказной и не посмотрел. А зря! Было чем любоваться…
Крепко, видать, жалел себя обшарпанный, ежели решился он не понять волю наказного. Полпути не пройдя до ворот, он вдруг подпрыгнул, развернулся и резво помчался во чисто поле, вопя и взывая так, что аж до взгорка долетало.
– Тю, позорище! – сплюнул осавул.
И вуйк Тарас, не споря, кивнул:
– З глузду з'ихав хлопец…
Да и махнул рукой.
Тотчас же рванулся вслед бегущему, пятками горяча оолика, верховой комбатант.
Гой-да! Гой-да!
Уйти ли по ровному месту пешему от всадника?
Куда там…
И не стало обшарпанного.
Всего только на миг поравнялся с ним лихой оольник, вовсе нестрашно мелькнула карабелька, издали похожая на прутик, темная чурочка рухнула и слилась с глиной, а другая чурочка, побольше, пошла вкось, отрезая путь второму пешему…
И Егорушка, визжа, помчался к палисаду так швыдко, что успел-таки туда раньше веселого парубка на быстроногом ооле. Никто, само собой, не позаботился приоткрыть ему ворота, но он о них и не вспомнил даже, а просто кошкою взлетел вверх по гладкой стеночке.
Чиркнуло лезвие по глине, едва не снеся ступню, да все ж таки не достало…
Ох и забавно же было глядеть на такое.