Семь божков несчастья

Смотрительница ушла, оставив нас наедине. Старый ловелас самым бесстыдным образом разглядывал меня с ног до головы, заставляя краснеть не то от досады, не то от смущения. Бог знает почему, но в эту минуту в своей короткой юбочке и почти прозрачной блузке я чувствовала себя крайне неуютно, совсем как микроб под микроскопом ученого. Не дождавшись ответа, Эйнштейн схватил меня за руку и втащил в свой кабинет. Впрочем, тесное помещение, заваленное бумагами, книгами, какими-то экспонатами, можно было скорее назвать складом, но никак не кабинетом. Стол и два стула едва угадывались в куче барахла.

Историческая пыль мгновенно проникла в организм. Я громко чихнула и наконец смогла сформулировать причину своего визита:

— Мне нужна консультация.

— Да понял я, понял! Проконсультирую в лучшем виде. Только не могу понять, чем могу помочь такой чаровнице? Я ведь, знаете ли, в некоторой степени научный работник… Гламурные проблемы далеки от меня, как, в общем-то, и от всего народа. Чаю хотите?

От чая я отказалась и порадовала Эйнштейна целью своего визита. Молча, стараясь не обращать внимания на масленые взгляды ловеласа, сняла с шеи Хотэя и положила его перед Вадимом Сергеевичем.

Романтический флер с моего собеседника как ветром сдуло. Он смотрел на добродушного божка так, словно перед ним не миниатюрная нэцке, а по меньшей мере ядовитая африканская змея мамба.

— Это… Что это? — вопрос я скорее прочла по серым губам Вадима Сергеевича, чем расслышала. Испуг или растерянность моего визави привели меня в чувство, я приободрилась, вновь обрела свойственную мне самоуверенность и, расправив плечи, с усмешкой заметила:

— Странно слышать подобные вопросы от научного сотрудника Музея Востока, вам так не кажется? Я дилетант, обыватель, если угодно, но даже мне эта фигурка знакома. Это, Вадим Сергеевич, Хотэй — один из японских богов. Датируется статуэтка серединой XV века, изготовлена из слоновой кости и принадлежала императору Китано… — блеснула я эрудицией, практически слово в слово процитировав гада-Соломоныча.

Однако мое выступление не произвело впечатления на ученого мужа. Вернее, произвело, но совсем не то, которого я ожидала.

— Вы сумасшедшая! — не без труда выдавил из себя Вадим Сергеевич.

Я обиделась:

— Почему это?

— Кто вам сказал всю эту чушь?

— Специалист, естественно, — пожала я плечами, начиная сомневаться в истинности слов Зильберштейна.

— Хреновый… кхм… простите! Плохой специалист, видать, вам попался. Только дилетанты, подобные вам… Уж простите старика, чаровница, — к Вадиму Сергеевичу, похоже, вернулся весь его природный кобелизм. Я насупилась, а Эйнштейн тем временем продолжил лекцию: — Это действительно Хотэй, и он исполнен из слоновой кости. А остальные сведения, которыми вы обладаете, по меньшей мере недостоверны.

— То есть? — малость обалдела я.

— Ну, во-первых, культура нэцке в Японии начинает развиваться лишь в XVII веке. Впервые о нэцке упоминается в энциклопедии «Киммо дзуи», вышедшей в свет в 1690 году. Впрочем, некоторые ученые полагают более раннее появление нэцке в Японии, что связано с походами Тоётоми Хидэёси в Корею и в Китай, где носили чжуй-цзи, прототип нэцке. Впрочем, это не имеет отношения к теме нашей беседы. А во-вторых… кто такой Китано?

— И-император японский, — как школьница, ответила я, впрочем, уже без особой уверенности.

— Увы, чаровница, такой императорской фамилии Япония не знает. А вот теперь, что касается вашего… — тут Вадим Сергеевич пронзил меня взглядом, от которого по моей спине пробежали колючие мурашки, — Хотэя. Эта катабори…

— Это нэцке, — важно поправила я.

— Чаровница, каким образом вы влипли в это дело? — неожиданно спросил ученый.

— Не отвлекайтесь, пожалуйста. Я к вам пришла не отвечать на вопросы, а задавать их.

— Хорошо, хорошо. Итак, термин «нэцке» означает брелок или противовес, с помощью которого у пояса носили кисет с табаком, связку ключей или инро, коробочку для трав. Этот брелок мог быть разной формы: катабори, кагамигута, мондзю… Впрочем, не буду утомлять вас терминами, а поясню: катабори — небольшая резная статуэтка с отверстием для шнурка, изображающая людей, животных, многофигурные группы. То есть ваш Хотэй и есть катабори.

Вадим Сергеевич наслаждался моей растерянностью. Еще бы не растеряться!.. Но чтобы не показаться совсем уж невеждой, напустила на себя умный вид и даже пару раз согласно кивнула.

— Судя по клейму, это школа резьбы Я моде, и, скорее всего, фигурку можно отнести к середине XVII века, потому как именно в этот период школа Ямоде вошла в пору расцвета.

После этого сообщения я пришла к единственно верному выводу: ни хрена Соломоныч в нэцке не разбирается, хоть и строит из себя крупного знатока. Впрочем, может, он просто хотел запудрить нам мозги.

— А дорого ли стоит эта… — я запамятовала, как правильно называется фигурка, попыталась вспомнить, не преуспела и, сердясь на себя за это, закончила: — Этот Хотэй.