Семь чудес преступления

– Здесь все просто, – сказал Оуэн, приложив палец к губам, – полиция, естественно, проконсультировалась с самыми заслуженными стрелками из арбалета, которые единодушно согласились: столь меткий выстрел с большого расстояния показывает, что действовал исключительный стрелок. Такое попадание возможно в одном случае из ста…

Стук дождя по стеклам прекратился, и в комнате стало тихо.

– В самом деле, – заметил я, – ведь речь идет не о невозможности, а о малой вероятности!

– В таком контексте случившееся граничит с чудом или это оно и есть. Согласитесь, Ахилл, поставлена очень трудная задача даже для такого выдающегося логика, как я.

Я посмотрел на Оуэна, но его лицо не выдавало ни малейшего сомнения в истинности данного утверждения.

– А что об этом думают в Скотленд-Ярде? – спросил я.

– Они толкут воду в ступе, разумеется. А вы хотите, чтобы было по-другому, если даже я признаю себя неспособным найти решение?! Кстати, а вы знаете, что это сложное дело доверили моему старому другу, инспектору Уэдекинду? Да еще и дело об убийстве на маяке, потому что наши ищейки поняли: у этих двух преступлений один и тот же почерк. Имеются две-три детали, о которых я вам не рассказал, – например, монета, обнаруженная в пальцах мертвого лучника. Но, заметьте, не обычная монета, а коллекционная, древнеримская, на которой изображен храм…

Факт, без сомнения, удивительный, но тон, каким мой друг поведал о нем, ясно свидетельствовал: он уже сделал вывод о том, чего я пока не понимал.

Соединив кисти рук, как при молитве, Оуэн снова заговорил, глядя прямо мне в глаза:

– «МИСТЕР …А.», убитый стрелой в спину, держал в руке монету с изображением античного храма. Вам это ни о чем не говорит?

Стараясь спокойно выдержать тяжелый взгляд моего друга, я попытался придать смысл этой улике. Но напрасно. Я отрицательно покачал головой.

– И, судя по всему, Александр Райли, сгоревший, как факел, на своем маяке, «словно он сам был маяком», тоже ни о чем вам не говорит?

Я начал сердиться. Конечно, я знал, что мой друг обожал загадочные слова и витиеватые фразы, которыми наслаждался, видя отчаяние своих друзей перед делом, в котором он уже разобрался, и давно к этому привык. Но есть пределы всему, а он явно только что перешел их. Его слова не имели никакого смысла для простых смертных. Очень сухо я попросил Оуэна растолковать эти загадки.

Перед тем как ответить, он озабоченно кашлянул:

– Возможно, в данном случае мое обостренное чувство прекрасного позволяет мне видеть Искусство там, где его нет. Но, впрочем, я думаю, что опасность, подстерегающая эстета, – это слишком возвышенное ви́дение красоты. Пятая сущность, невидимая и ощущаемая только поэтом… Растолковать вам загадки, Ахилл? Я бы очень этого хотел! Знаете, как я страдаю, видя ваше неведение. Мой верный друг, я разделяю ваше глубокое раздражение перед этими загадками, но не могу рисковать потерей плодов ваших размышлений, вашего анализа, пусть и наивного, но часто более реалистичного, чем рассуждения поэта. Излагая свою точку зрения, я начисто разобью пристрастность вашего суждения, чего мне хотелось бы любой ценой избежать. Я очень ценю ваши неожиданные замечания, и вы это прекрасно знаете!

In petto[1] я перевел это так: «Вы говорите невесть что, но это иногда помогает мне сосредоточиться».

– И признаюсь, – продолжал он, – несмотря на удивительные совпадения дел, которые я сейчас продемонстрировал, думаю, что заблуждаюсь, так как в действительности это было бы… слишком прекрасно! Да, я скорее всего ошибаюсь, поскольку невозможно представить себе подобное совершенство! Ах! Это заставляет меня думать об одной последней подробности, о которой вы, несомненно, не знаете. Незадолго до того, как сэр Томас упал, свидетель ясно видел блестящую вспышку в небе! И это не виде́ние, потому что другой лучник тоже видел нечто подобное, но он говорил о капле золота, упавшей с неба…

– А почему не золотой дождь, – огрызнулся я, думая о дожде, который поливал столицу с самого утра.

Во взгляде Оуэна промелькнуло восхищение.

– Золотой дождь… – мечтательно повторил он. – Хорошее замечание, друг мой, отражающее определенные чувства свидетелей. Прекрасная картина, вызывающая в памяти тот золотой дождь, в который превратился Зевс, чтобы утешить бедную Данаю, запертую ее отцом в бронзовой башне… Прекрасная картина, но в данном случае дождь был смертоносным.

– Вы не собираетесь отметить, что стрела арбалета была изготовлена из блестящего металла, похожего на золото, но из сплава, неизвестного науке?..

– Конечно! Но все-таки, Ахилл, почему такой едкий тон? Ведь я же не виноват в этих странных событиях! И моя ли это ошибка, если свидетели видели золотые вспышки в небе? Впрочем, этому можно найти несколько объяснений! Простая игра света вследствие солнечных бликов в тумане – своего рода эффект радуги. Радуга, арка в небе, как лук, говорите вы? Значит, убийцей мог быть только ангел! Кто стреляет позолоченными стрелами, понятно без слов!