Семь чудес света. Библейская Русь. Календарь и Пасха. Рождество Христа и Никейский Собор. Пророчество Даниила. Подземная Москва XVI века – прообраз знаменитого «античного» Лабиринта.

Рис. 1.109a. Северный горельеф. «Сочинял С. Гальберг, гравировал К. Аванесов. (Из книги «Торжественное собрание императорской Академии наук 1 декабря 1866 г. в память 100-летия годовщины рождения Н. М. Карамзина».) С.-Петербург, 1867 г.» [850:1], с. 14. Фотография взята из Интернета.

Рис. 1.109b. Южный горельеф на памятнике Н. М. Карамзина. Взято из Интернета.

На южном (правом) барельефе, рис. 1.109b, «Николай Михайлович (Карамзин – Авт.) запечатлен на смертном одре в окружении семейства в тот момент, когда познакомился с рескриптом Николая I о пожаловании щедрого пенсиона. В соответствии с канонами классического стиля все фигуры памятника изображены в античных одеждах» [850:1], с. 19. Сам Карамзин представлен на барельефе в «древне» – римской тоге, рис. 1.109b. При этом «стоящая перед ним Фортуна (богиня счастья, удачи и судьбы у древних римлян) СЫПЛЕТ ИЗ РОГА ИЗОБИЛИЯ МОНЕТЫ, которые подбирает ребенок» [850:1], с. 32.

Смысл данного сюжета оказывается вполне прозрачным. Дело в том, что Романовы весьма щедро заплатили Н. А. Карамзину за его «Историю государства Российского». Сообщается следующее: «13 мая появился (составленный В. А. Жуковским) царский рескрипт (Николая I – Авт.) на имя министра финансов, согласно которому Н. М. Карамзину было пожаловано, по случаю отъезда «за границу для излечения своего здоровья, ПО ПЯТИДЕСЯТИ ТЫСЯЧ РУБЛЕЙ В ГОД, С ТЕМ, ЧТОБЫ СУММА ЭТА, ОБРАЩАЕМАЯ ЕМУ В ПЕНСИОН, БЫЛА ПОСЛЕ НЕГО ПРОИЗВОДИМА СПОЛНА ЕГО ЖЕНЕ И ПО СМЕРТИ ЕЕ ТАКЖЕ СПОЛНА ДЕТЯМ СЫНОВЬЯМ ДО ВСТУПЛЕНИЯ ВСЕХ ИХ В СЛУЖБУ, А ДОЧЕРЯМ ДО ЗАМУЖЕСТВА ПОСЛЕДНЕЙ ИЗ НИХ» (Старчевский А. «Н. М. Карамзин», СПб, 1916, с. 264). Эта ГРОМАДНАЯ СУММА, как видим, являлась не разовым пособием для поездки на лечение в Италию, а постоянной пенсией Карамзину и его семье» [850:1], с. 32–33.

Создать памятник Карамзину было предложено известному скульптору С. И. Гальбергу [850:1], с. 15. Тот, естественно, согласился. Летом 1838 года «император (Николай I – Авт.) приказал заключить контракт с Гальбергом об изготовлении им в течение 3 лет памятника» [850:1], с. 16. Надо сказать, что до этого момента другие скульпторы уже подготовили три проекта монумента, причем ИХ ОДОБРИЛА АКАДЕМИЯ ХУДОЖЕСТВ! Однако эти предложения чем-то не устроили императора Николая I. Современные историки недоумевают по данному поводу: «Как же случилось, что вместо одобренных еще в 1833 году Академией художеств трех проектов памятника Карамзину через пять лет ВЫБОР ЦАРЯ пал на новый проект, составленный профессором С. И. Гальбергом?» [850:1], с. 14.

Таким образом, проектирование и установка памятника Карамзину оказались под личным контролем императора России. Уже одно это показывает, какое внимание уделялось этому, вроде бы не столь уж крупному (в масштабах Российской империи), событию. Выходит, что установку памятника возвели в ранг государственных дел, нуждающихся в личном внимании самого́ Николая I. Министр внутренних дел Д. Н. Блудов писал: «Высочайшее соизволение последовало… на сооружение памятника Карамзину в Симбирске». Цит. по [850:1], с. 12. Более того, Николай I нашел время даже для того, чтобы самолично выбрать место для памятника в Симбирске. Сообщается следующее: «Западнее губернаторского дома, где находились частные усадьбы, Николай I повелел устроить площадь, в центре которой и возвысится памятник Карамзину» [850:1], с. 13.

Вскоре Гальберг представил два проекта монумента. Первым и основным, был именно тот, который в итоге и реализовали в Симбирске. С самого начала он шел «под литерой А», то есть рассматривался как самый предпочтительный. Идею Гальберга затем полностью одобрил Совет Академии Художеств [850:1], с. 15. То есть окончательному решению придали официально-административный характер.

Второй вариант памятника, шедший «под литерой В», был реалистичен в том смысле, что на постаменте должна была возвышаться статуя самого́ Карамзина [850:1], с. 15. Эту идею отвергли. И сейчас мы поймем почему.

Ученик С. И. Гальберга, известный скульптор Н. А. Рамазанов, по поводу обоих проектов писал так. «Некоторые из опытных художников осуждали Гальберга, зачем он поставил на пьедестал Клио, а не самого Карамзина. Впрочем, это предпочтение Клио, надо полагать, БЫЛО СДЕЛАНО ПО КАКОМУ-НИБУДЬ ПОСТОРОННЕМУ НАСТОЯНИЮ, доказательством тому служат два прекрасных глиняных эскиза статуй Карамзина, сделанных рукою Гальберга и составляющих теперь собственность пишущего эти строки» (Рамазанов Н. «Петр Андреевич Ставассер». – Русский вестник, 1863, N 1, с. 221) [850:1], с. 15.