Семь дней до Мегиддо

Вокруг Гнезда уже собралось несколько сот человек. Дождь грохотал по зонтам, словно толпы маленьких барабанщиков выстукивали сумасшедший ритм. Я увидел телевизионщиков: оператор в куртке с надписью «Россия-24» невозмутимо снимал толпу, перед камерой стояла девушка с микрофоном и что-то возбужденно говорила. За ее спиной то и дело мелькали любопытствующие и тот особый род зевак, что стараются влезть в любой кадр. Были даже дети, в большинстве своем без родителей, то ли из ближайших дворов, то ли из школ.

Я остановился рядом с корреспондентом, вслушался.

– Информация о массовом убийстве куколок, произошедшем в Гнезде, распространилась по всей Москве. Часть собравшихся – родители, когда-то отдавшие тяжелобольных детей на Изменение, часть – неравнодушные граждане. Люди требуют показать всех Измененных, в толпе распространяются списки направленных в это Гнездо…

Что она творит?

Это же только подстегнет людей. Сейчас все примутся складывать и сообразят, что в Гнезда направляют гораздо больше детей, чем там находится Измененных. Ну а дальше включатся «я-же-матери», многочисленные ненавистники Инсеков и Измененных, просто любители побузить…

Причем не только у нас, не только в Москве и не только в России.

Такой репортаж не будут передавать по главному новостному каналу без санкции сверху. Кто-то из Прежних сделал свой ход, и надо признать – убийственный.

Можно пытаться сражаться с монстрами.

А как ты будешь биться с людьми?

С обычными людьми, причем совершенно искренне возмущенными. Их же не убедить, что такая вот хрень у нас была всегда, всю историю человечества. Что нынче, если разобраться, еще не худший вариант.

Я стал пробираться сквозь толпу к входу в бывшее Министерство культуры. Двери были закрыты, стены облеплены мокрой паутиной, даже она не выдержала непрерывного дождя и обвисла.

У ступенек, ведущих к дверям, стояли четверо полицейских. Двое в форме, а двое – силовики, в броне с мускульными усилителями. Те, что в форме, стояли спокойно, положив руки на автоматы, а вот полицейские в силовой броне все время слегка поворачивались налево-направо. Вряд ли для лучшего обзора, скорее это было элементом психологического давления. Выглядело и впрямь пугающе, будто не люди, а фантастические роботы стояли на охране Гнезда. Усиливали впечатление боевые модули на руках: два ствола на правой, раструб с баллоном на левой. Одни утверждали, что на левой руке баллон со слезогонкой, другие – что огнемет. Не знаю, никогда не видел силовиков в действии. Может, в баллоне вообще ничего нет, но щель раструба тревожила воображение куда больше, чем стволы.

– Куда? – спросил один из полицейских в силовой броне. Забрало шлема было опущено, голос шел из динамика на груди, искаженный и с металлическим оттенком. Струи ливня стекали с брони, будто уходящая волна с панциря краба.

– Я Максим Воронцов, призванный Гнездом, – ответил я.

– Твой Призыв снят, – ответил силовик после секундной паузы.

– Призыв снят, – согласился я. – Но это ничего не значит.

– Уходи, – сказал силовик. – Гнездо изолировано.

Я покачал головой.

– Лихачев про него говорил… – напомнил из-под забрала один из полицейских в форме.

– Проход закрыт, – упрямо повторил силовик. С легким шумом сервомоторов вытянул ко мне левую руку. – Уходи!

– Свяжитесь с полковником, – сказал я. – Меня нельзя трогать.

Силовик легонько толкнул меня в грудь.

Ну как легонько. Не монстр, конечно. Но если бы я не ждал чего-то подобного, то упал бы.

– Тронул, – сообщил силовик.

Толпа за моей спиной стала выгибаться дугой, отступать.

– Он завалил ту тварь, что ребят убила, – упрямо напомнил полицейский в форме.

Силовик заколебался. Я прямо чувствовал, что он был чертовски зол. На всех и вся. Его вытащили из дома на усиление, он не любил Измененных, еще больше не любил толпу с ее простыми и быстрыми мыслями. И меня он не любил, я ведь одновременно был и частью толпы, и одним из молодых бездельников-серчеров, и, в его представлении, немножко Измененным.

С другой стороны, он яростно ненавидел тварь, убившую его товарищей. А я эту тварь завалил, такая информация всегда расходится…

А ведь я действительно ощущал его мысли. Гнездо помогало?

Чувствовал, понимал – отстраненно, с легким раздражением, без сочувствия или симпатии, но словно зажегся во мне какой-то яркий огонек, высвечивающий всё и вся. Как тогда, с двумя незадачливыми грабителями у Комка.

И я ощущал каждое движение, которое может сделать он и которое сделаю я. Его не сбить так просто с ног, и пластины брони не пробить даже пулей, но если легонько толкнуть вот так и дернуть здесь… кстати, в баллоне – похожая на напалм смесь, их экипировали по «красному коду»…

Я вздрогнул.

Не собираюсь я драться с человеком, который пусть и нехотя, но защищает Гнездо.

– Пропустите, – сказал я. – Это нужно сделать.

Он все еще колебался.