Семь дней до сакуры

Никто не ответил. О-Цюру обиделась: она вся такая больная, а на неё никто внимания не обращает, не гладит, не кормит и даже тапком не швыряет. О-Цюру очень любила эту игру: она орёт «Мя-а-ау!», а в неё кидают тапок. Бабушка, видимо, тоже любила эту игру, потому что её тапки утром валялись по всей квартире. О-Цюру всегда жалела, что у бабушки всего две ноги, а не четыре, – игра была бы в два раза интереснее. В конце концов, тапки можно было надеть и на руки, и тогда их было бы четыре. Но бабушка не догадалась, хотя О-Цюру намекала. Люди вообще не очень сообразительны. Но О-Цюру их всё равно любила и прощала их недостатки.

– Мя-а-а-а! – погромче закричала она.

– О-Цюру, замолчи! – послышался сонный мамин голос из-за двери.

О-Цюру обрадовалась, что мама наконец начала с ней общаться, и повторила уже совсем громко и выразительно:

– Мя-а-а-а-а-а!

Из бабушкиной двери вылетел долгожданный тапок. О-Цюру возликовала, сделала три круга по коридору вокруг тапка, тяжело взобралась по книжному стеллажу до потолка, мявкнула ещё раз и спрыгнула. Бабах! Похоже на маленькое японское землетрясение. В животе что-то сдвинулось и заныло, но О-Цюру сделала вид, что это не её живот – пусть болит сколько хочет, она тут ни при чём.

Инна тихо, чтобы не разбудить Ксюху, слезла с дивана и выглянула в коридор. Мама в ночной рубашке стояла в дверях своей комнаты и трагическим шёпотом говорила:

– Кис-кис-кис! Иди сюда, О-Цюру, мерзкое животное, я тебя поглажу!

– Ме-а-а, – отказалась О-Цюру. – Мне-е-е и так весело. Мямяв! Дайте рыбку. Мой животик почти не болит. Пока снова не заболел, надо успеть всё съесть!

– Ой, Инночка, мы тебя разбудили, – огорчилась мама. – Бедная девочка, тебе не даёт спать это отвратительное животное.

– Ничего, я ещё не спала, – сказала Инна. – О-Цюру, иди сюда, я тебя буду учить японскому языку.

О-Цюру замерла – такое ей ещё не предлагали.

– Например, кошка по-японски «нéкко», – сказала Инна.

О-Цюру с интересом наклонила голову.

– А как будет по-японски «противная вечно орущая кошка с гнусным голосом и дурными манерами»? – поинтересовалась мама.

– Не знаю, это я ещё не дочитала, – растерялась Инна.

– Если её попытаться поймать, то она спрячется под диван и будет орать там, – сказала мама. – Надо подманить.

– О-Цюру, иди сюда, – позвала Инна.

О-Цюру сделала шаг, остановилась вся в сомнениях и вылизалась.

– Кýрэ дзи́тто кáдо дэ ха раэ́мас ка? – запинаясь, прочитала Инна по разговорнику в телефоне. – Принимаете ли вы кредитные карты?

О-Цюру потрясённо замерла. Кредитные карты ей ещё никто не предлагал. Они вкусные? Тогда она их принимает. Внутрь. Пожалуй, стоит выяснить подробности. Кошка решительно направилась к Инне. Та схватила её и стала усиленно гладить. О-Цюру заурчала.

«Мр-р-р… пожалуй, ну их, эти загадочные кредитные карты, – решила О-Цюру, подставляя животик. – Лучше пусть эта новая девочка меня погладит. У неё мягкие добрые руки и приятная манера поглаживания – ровно, очень нежно, а не рывком, как Ксюха. Ксюха норовит поскрести мой бедный больной животик, аж все кишки бурлят. А эта девочка гладит тихо, и боль уходит, уходит… мур-р-р… Ну теперь можно и поспать, если она будет и дальше меня гладить. А вдруг живот пройдёт и не будет болеть никогда-никогда…»

И Инна в обнимку с О-Цюру наконец заснули. А Ксюха даже не проснулась, несмотря на все эти события. Она привычная была – такое каждую ночь повторялось.

Глава десятая Есть ли в Питере самураи?

(вторник, третий день каникул)

Она вскочила. Десять часов, ничего себе! Она проспала! Правда, в Питере в это время только восемь утра, так что неудивительно. Ксюхи в комнате не было, О-Цюру тоже. Инна выскочила в коридор.

– Мя-а-а-а! – обрадовалась О-Цюру. – Будем завтракать? Ты дашь мне сыру? Рыбку я уже съела.

– А кто себя плохо вёл? – и Инна погладила О-Цюру по серой худой спинке. – Кого вчера тошнило? Кто орал ночью? Кто съел самурая?

– Мяп! – перепугалась О-Цюру. – Самурая я не ела! Это клевета! А надо было съесть, да? Он вкусный? Дай сыра, раз самурая отобрали.

– А тебя тошнить не будет? – спросила Инна, отрезая ломтик сыра, совсем крохотный.

– Не будет! – глядя честными глазами, заверила О-Цюру. Живот у неё уже начинал побаливать, как всегда после еды, но это не повод, чтобы отказаться от сыра. Живот отдельно, а сыр отдельно! Это две совсем не связанные категории.

– А где Ксюха? – спросила Инна кошку.

– Мяу, – О-Цюру тяжело залезла на стул и ткнула носом в записку на столе. «Все на работе, я пошла к Сумико, она повесила журавлика на рябину, а ты всё спишь, а в Японии на 4 часа раньше, чем у нас, – прочитала Инна. – Сиди дома, я скоро вернусь, а то разминёмся. К Акихиро одна не ходи, вдруг он взбесился от переживаний и тебя загрызёт». Подписи не было, но и так ясно, что писала Ксюха.

«Жаль, что я проспала, – огорчилась Инна. – Пропустила что-то интересное. А почему Акихиро должен взбеситься? Какая странная тут у них жизнь».

Инна машинально сунула в рот ломтик сыра, отрезанный для О-Цюру, и сразу пришла Ксюха.