Семь дней в искусстве

Невозможно назвать, сколько студентов выпустил Бальдессари, и хотя теперь он преподает в UCLA, но все до сих пор считают его основоположником того метода преподавания, который в самом чистом виде существует в Калифорнийском институте искусств, но получил распространение по всей стране. Один из девизов Бальдессари – «Искусство рождается из неудачи», и он говорит студентам: «Вы должны пробовать. Не следует бездействовать, боясь совершить что-то неправильное, мол, „я лучше не буду ничего делать“».

– Как вы понимаете, хороший у вас класс набрался или нет?

Он задумался и покачал головой.

– Не знаю, – сказал он. – Довольно часто мне кажется, что я безупречен, но все наоборот. А когда я действительно учу, то не сознаю этого. Вам не дано предвидеть, что именно просекут студенты.

Бальдессари уверен, что главнейшая задача художественного образования – разрушить ореол таинственности, которым так любят окружать себя художники: «Студентам необходимо знать, что искусство создается точно такими же людьми, как они сами».

В 13 часов 15 минут все стихло, и Ашер произносит первые слова. Закрыв глаза и сведя руки в замок, он говорит: «Простите». Студенты поднимают голову. Я сижу в ожидании, предвкушая короткую лекцию. Настал момент разговора начистоту. Или откровения. Но нет. Ашер бросает взгляд на рисунок Джоша и, верный своему умению почти отсутствовать, спрашивает: «Почему вы не подошли к решению этой задачи с помощью слов или музыки?»

Одна из заповедей Калифорнийского института искусств – «никакой техники без надобности». Некоторые коллеги-художники обучают студентов, как говорится, только «до запястья» (другими словами, сосредоточиваясь на мастерстве), в то время как здесь студентов учат только «дальше запястья» (внимание к рассудку настолько велико, что совершенно отрицается умение создавать искусство руками). Сегодня в институте преподают очень разные люди. «Мы все противоречим друг другу, – говорит Лесли Дик, – но превалирующая точка зрения такова: художник, чья работа не смогла продемонстрировать некую концептуальную точность, не более чем самозванец, иллюстратор или оформитель».

Вслед за вопросом Ашера начинается разговор о концепции рисунка. В 13 часов 30 минут Джош чистит апельсин. Ворчит чей-то желудок. Ашер нерешительно поднимает палец. Я думала, он объявит перерыв на обед, но вместо этого он спрашивает: «Чего ты хочешь, Джош? Заставь группу работать». Джош выглядел измученным и удрученным. Он неохотно положил в рот дольку апельсина, но потом его лицо вдруг просветлело. «Мне было бы интересно узнать, ощущается ли политический подтекст в моей работе». При этих словах класс проснулся. Политика – центральная тема бесед на семинаре. Немолодой мексиканский студент, который уже достаточно покрасовался перед всеми, заявив об «израилификации США за счет этой чуши, названной охраной отечества», получает возможность с жаром пуститься в новые напыщенные тирады. После его пятиминутной проповеди женщина-мулатка, сидящая в противоположной стороне аудитории, отвечает тихо, но взволнованно. Эти двое демонстрируют великолепное соперничество. В их взаимной ненависти столько страсти, что мне кажется, они симпатизируют друг другу.

Семинары по критике дают возможность обсудить общие приоритеты, но это не значит, что студенты заканчивают семестр, имея одинаковые взгляды. Характер занятий меняется от недели к неделе и от одного семестра к другому, потому что каждый выступающий сам устанавливает определенную программу для обсуждения своей работы. Эта тенденция, несомненно, усиливается тем, что Ашер отказывается от лидерства: «В конце концов, это студенческий семинар».

Групповые семинары – это официальная часть курса обучения в Соединенных Штатах и в меньшей степени в Европе и других странах мира, некоторые преподаватели их вообще отвергают. В том числе Дэйв Хики, художественный критик, определивший свой педагогический метод как «Эй, дядюшка Бак»[19]. «У меня есть одно правило, – говорит он, растягивая слова, как это делают на Юго-Западе, – оно заключается в том, что я не провожу групповых занятий по критике. Они превращаются в социальные события, подкрепляющие норму. Они навязывают клишированное рассуждение. На них отдается предпочтение незавершенному, неумелому искусству». Он говорит своим студентам: «Если вы не больны, не обращайтесь к врачу». Хики – не единственный, кто считает, что не следует добиваться от художников умения выражать идеи словами. Многие уверены, что художников нельзя заставлять объяснять свои произведения. Хики говорит: «Мне безразличны их намерения. Мне интересен результат».