Семь дней в искусстве

«Я буду благодарен за любые замечания, – беспечно говорит Джош. – Мне хотелось бы провести с вами индивидуальные встречи на следующей неделе. Пожалуйста, запишитесь на дверях моего офиса», – шутит он. Джош уже пришел в себя и выглядит лучше, чем в течение дня. Он выдержал суровое испытание. Были моменты, когда критика могла превратиться в сеанс групповой терапии, однако дисциплинированность собратьев-студентов не выпустила разговор из-под контроля.

«Продолжим семинар в три часа», – говорит Ашер.

Все с удовольствием покидают класс. Мы жаждем свежего воздуха. Хоббс – та девушка, которая должна представлять сегодня свою работу, – предлагает отвезти меня в магазин натуральных продуктов, где студенты обычно обедают. Четверо студентов и я втискиваемся в ее битую «хонду». Усевшись на заднем сиденье в центре, я слушаю пинг-понг их реплик. Сначала мои попутчики обсуждают одного из самых активных студентов в классе.

– Он такой самонадеянный и высокомерный, – говорит одна студентка. – Когда он заявляет: «Я не понимаю», то просто хочет сказать: «Ты идиот, ты говоришь чушь». Каждое свое выступление он обязательно начинает с изложения собственной точки зрения, а заканчивает списком рекомендуемой литературы.

– По-моему, он восхитителен, – возражает один из студентов. – Он очень забавный. Без него мы бы заснули.

– Он придерживается официозных взглядов, подавляет своей политкорректностью и при этом разыгрывает мачо, – вступает третий студент, затем он поворачивается ко мне и весело сообщает: – Когда критиковали его, то чуть не разорвали на куски.

Потом они беседуют об Ашере.

– Конечно, он предоставляет нам полную свободу, чтобы повалять дурака, – говорит один.

– Майкл говорит так мало и обобщенно, что мне иногда кажется, будто его вовсе нет, – замечает другой.

– Его есть за что любить, – говорит третий. – Он и правда доброжелателен, но потерялся среди собственных расчетов. Ему надо носить лабораторный халат.

Мы проезжаем безликие частные дома с гаражами на две-три машины, зеленые лужайки и лиственные деревья, контрастирующие с окружающим пустынным ландшафтом. Бесспорно, именно эти валенсийские окрестности вдохновили бывшего питомца Калифорнийского института искусств Тима Бёртона на изображение пригородного ада в фильме «Эдвард Руки-Ножницы».

Что студенты хотят делать по окончании магистерского курса?

– Я поступил в магистратуру, потому что хочу преподавать в колледже. Я работал монтажником на выставках в галерее, но мне интересны идеи. Я думаю, в результате учебы качество моего труда повысится, – говорит парень, сидящий слева от меня.

– Мой труд, наверное, теперь найдет применение. Не обязательно производить обычные товары, но часть моей работы – создание экономики фантазии, – говорит студент, расположившийся на переднем сиденье.

– Что делать, когда закончим? Это важный вопрос. Вернуться в Австралию и пить. Я не хочу преподавать. Лучше быть официанткой, – размышляет Хоббс, поворачивая влево, на автомобильную стоянку продуктового магазина.

– Магистр изящных искусств – это еще один сукин сын-художник, – говорит девушка справа от меня, когда мы вылезаем из машины. – Я постараюсь защитить дипломный проект как можно экстравагантнее. Как-то два студента-близнеца получили дипломы за то, что сидели верхом на белых лошадях. В другой раз студент поднялся на сцену с ансамблем мариачи. Но моя любимая история – когда студент взасос поцеловал декана.

Магазин натуральных продуктов – это супермаркет свежих запахов и авангард вкусовых проб. Пока я готовлю себе буррито – заворачиваю в кукурузную лепешку соус гуакамоле и черные бобы – в уютной закусочной, где посетители обслуживают себя сами, я думаю о том, как трудно быть студентом-художником и загадывать о будущем, ведь это все равно что заглядывать в бездну. Два-три счастливчика найдут дилера или куратора, который поможет с организацией дипломной выставки; однако подавляющее большинство не получит немедленных предложений о сотрудничестве. В течение долгих месяцев большинство из них будут безработными. Мери Келли раньше угнетало, что лишь немногие студенты находили работу на полную занятость в качестве художников, но потом она поняла, что «ничего печального в этом нет»: «Я верю в образование ради него самого, ведь оно сильно облагораживает. Оно помогает человеку состояться».