Семь домов Куницы

Больше ничего легендарного Куница не должна помнить — выписка из метрики содержит сведения, известные ей с детства. Пелагия Варега, родилась в Варшаве у матери Веры Вареги из семьи Варега от отца Казимежа.

— Я — пассажир без билета, — говорит Куница. Дети из Домов рано открывают тайны своего происхождения, в переплетениях родословных разбираются не хуже геральдистов и нет у них толерантности или понимания к поступкам своих родителей.

Куница знает — отец у неё календарный, что означает, как будто бы его вовсе не было. Мать залетела Куницей с абсолютно случайным мужчиной, не с мужем и не с кем‑то таким, кто был бы для неё сожителем, как вот Адам для Нонны. И как только Куница появилась на свет, мать подбросила её на крыльцо Дома для малолетних четвёртого марта, поэтому Кунице и достался отец с именем соответствующего святого.

Этот факт своей биографии Куница знает ещё со второго Дома и, казалось бы, не придаёт ему никакого значения, однако каждый раз, когда об этом говорят окружающие, ей становится очень досадно.

— Тебя надо записать в школу, — говорит осенью Нонна.

Куница не хочет.

— Мне это тоже не улыбается, но я обязана. Иначе к нам начнут приходить. Я и так беспокоюсь, сумеешь ли ты удержать язык за зубами, когда окажешься среди детей.

— Я его скорее себе откушу, Нонна, — и Куница сдержала клятву, потому что любит Нонну, о чём та знает.

— Тебе необходимо восстановить табель; какие у тебя были оценки в последнем?

Куница не делает тайны из своей коллекции «неудовлетворительно»: надеется отпугнуть Нонну или школу. Но из этого ничего не выходит. Её принимают с молчаливым неудовольствием, как стихийное бедствие. А Куница и рада не стараться. На занятиях присутствует. И это всё, на что она оказывается способна. Ну, иногда бьёт однокашников, которые быстро отстраняются от хамоватой невежды, за что Куница опять‑таки на них сердится и ненавидит учёных лохов.

Если бы её оценки имели значение для Нонны, она бы, возможно, и постаралась, хотя школа всегда была для Куницы гирей, привязанной к ноге, а теперь это даже две гири, потому что Куница теряет там время.

Настоящим знаниям научит лишь Дедушка, да ещё Дама. Дедушкина наука более важная, открывает перед Куницей просто сказочные перспективы. Вот тогда будет жизнь, как в телевизоре, а то и лучше. Кунице надоело играть роль сопляка в обществе сопляков, которым даже не похвастаешься, что обладаешь особенным знанием. Необходимость хранить тайну не угнетает Куницу, но всё больше и больше её изолирует. Школа становится просто местом, где она, одинокая среди чужих, отбывает своё присутствие от звонка до звонка.

Нонна выполняет первое обещание. Адам с Кардиналом привозят медальон Куницы. Добыли его из‑под забора четвёртого Дома, переодевшись геодезистами. Нашли его с первого же захода, устанавливая в указанном Куницей месте штатив с теодолитом в качестве доказательства исполняемой роли и обоснования необходимости копнуть пару раз в клумбе с ноготками. Теперь говорят с уважением о точности сведений, предоставленных Куницей.

Куница не может нарадоваться и рассыпается в благодарностях за находку предмета, который ей представляется самым важным в её жизни. Она горда от того, что в своё время увела депозит у пани директора второго Дома.

— Ты язык прикуси, — Дедушка суеверно не хочет слышать речей, которые у него однозначно ассоциируются с лишением свободы.

— Это дорого стоит, Куница, ты знаешь? — на ладони Нонны сияет эллипс, украшенный женскими профилями из кремовой кости.

— В середине есть фотография, — сообщает Куница и беспокоится, не уничтожило ли время, пока медальон был закопан, бесценного изображения. От волнения даже не может справиться с защёлкой, скрепляющей обе створки золотистой ракушки.

Её раскрывает Нонна. Все внимательно смотрят на портрет женщины с длинными локонами, украшенной цветами.

— Кто бы это мог быть, Куница? — спрашивает Адам.

У Куницы падает камень с души. Хотя упаковка из пластика помутнела и потемнела, а жестяную коробочку из‑под юбилейного чая поела ржавчина, влага не повредила рисунка, только его замылили годы, время, за которое Куница научилась стольким вещам, что на вопрос Адама об этой женщине в платье с кружевной оборкой на груди сумела ответить:

— Шлюха. Шлюха, которая меня родила.

— Ты так её ненавидишь? Ведь она тебя выпустила на свет, дала тебе жизнь, снабдила дорогим украшением, — реагирует Нонна.

Куница не отвечает. Она и сама не знает, то ли у неё камень на сердце, то ли любовь, то ли болезненный хаос, однако достаточно, чтобы она не смотрела на иллюстрацию и уже пышет ненавистью к собственной матери и ко всем матерям, бросающим своих детей.

— Но ведь это даже не фотография, а вырезка из газеты, — замечает Нонна и громко выражает сомнение, изображена ли на ней мать Куницы.

Адам разделяет её мнение, но прежде всего обращает внимание на наряд женщины, который всегда наполнял Куницу гордостью. Такой необычный.

Действительно, необычный!