Семь домов Куницы

— Это Волк тебе приказал всё валить на Кубышку? — Нонна словно бы посерела и как‑то осунулась.

Меня так и подмывало зарисоваться фактом знакомства с Волком, но я боялась опять во что-нибудь влипнуть и, кроме того, мне всё‑таки было жаль Нонну.

— Обещаю тебе, что никогда больше не назову клички Кубышки, да я о нём ничего и не знаю, — пообещала я, чтобы не оставалось никаких сомнений.

— Ну вот и хорошо.

— И хочу ещё тебе что сказать: не приходи сюда больше!

— Ну, знаешь! Человек для тебя делает всё, что может, а ты...

— Я тоже делала для вас всё, что могла, значит мы квиты, Нонна. Лучше пришли передачу. Мне нужно немного шмоток, — тогда ещё мне не было большого дела до тряпок, я хотела только услышать её ответ и убедиться, что она не слишком привязалась к причитающейся мне доле.

— Сейчас трудно с вещами.

— Купи в «Певэксе» на мои «зелёные».

— Мне бы не хотелось привлекать внимание долларовыми покупками.

— Это уж не моё дело.

— Не узнаю тебя, Куница!

— Я тебя тоже.

— Я думала, что ты меня любишь.

— Я так же точно думала о тебе.

— А ты хочешь, чтобы люди всегда действовали в твоих интересах, ты — эгоистка. Ты любого отпугнёшь алчностью. Настоящий вампир! Требуешь больше, чем человек способен тебе дать. Если от этого не отучишься, парня себе не найдёшь, всякий от тебя убежит, как убегают от меня. Попробуй понять: мне исполнилось двадцать девять лет, и молодость ко мне уже не вернётся. Из жизни я хочу вытянуть немного и для тебя, а ты претендуешь на всё. Я не могу себя посвятить только тебе.

— Отвали, — меня бросило в дрожь. Я могла бы понять её надобность в отдыхе от меня дома, но сейчас... С момента вынесения приговора она ни разу на меня даже не посмотрела. И говорит такие жестокие вещи, когда я чалюсь в камере.

Это не Нонна — убеждала я себя и чувствовала, будто напилась яду. Но я не могла обмануть себя полностью. Это была Нонна. Настоящая. Та, моя, никогда не существовала, было только дешёвое притворство для обмана наивной соплячки, чтобы её использовать как отмычку. Мне надо было пройти через то, через что я прошла, и провести год за решёткой, чтобы увидеть действительность.

Я чувствовала себя проигравшей сражение. Лучше бы было, если бы Нонна вообще не пришла, и осталась бы в моей памяти той, вымышленной. А теперь у меня не было даже по ком скучать. Даже не болело, я только чувствовала в себе огромную пустоту.

— Что слышно на воле? — поджидала меня Кукла на огороженном дворе исправдома, не то плацу, не то спортивной площадке.

Я близко сошлась с Куклой. У нас обеих были увлечения. Пусть ничтожные, но всё‑таки увлечения. Я любила бегать, а Кукла — плавать. Психолог — надо отдать ей должное — очень старалась заинтересовать нас спортивными выступлениями, но без результата. Не хватало условий, настоящей состязательности, полноты вкуса победы или горечи поражения, и нам не хотелось хотеть.

Теперь, с высоты прожитых лет мне кажется, что наше девчачье приятельство и старания психолога ослабляли синдром замкнутости и сделали своё дело для нашего спасения, для того, чтобы мы сошли с дороги, с которой стремятся сойти немногие, а сходят лишь единицы. Основная масса со временем сменяет исправительный дом на тюрьму. Такова действительность.

— Завидовать нечему.

Каждое свидание было великим событием и предметом если не зависти, то горечи у остальных. К нам приходили редко, и не из‑за строгости содержания. Близкие девушек либо о них не заботились, либо сидели в тюрьме, либо пьяные праздновали, либо были лишены родительских прав.

— Умер единственный близкий мне человек, — хоронила я образ Нонны.

— Я тоже человек, — напомнила о себе Кукла.

— Ты к каждому подлизываешься.

— Способ выживания, не лучше и не хуже других. Я не умею крошить черепа так, как ты. Когда отсюда выйду, перестану подлизываться.

— Тебе так хочется выйти?

— Я хочу выйти замуж, родить ребёнка и быть ему хорошей матерью.

— Замуж! Да кто тебя возьмёт, если ты постоянно трендишь о папе.

— Создаю о себе благоприятное впечатление, и те глупые девки не лезут ко мне в постель. Не для того господь бог избавил меня от мерзавца, чтобы я угодила в рабство к какой-нибудь шлюхе: меня от них выворачивает. Тебе я скажу правду, потому что я тебе верю. Ненавижу гада! Продавал меня за бутылку и удерживал страхом перед бритвой. За сопротивление или попытку бегства порезал бы мне лицо.

— Никому об этом ни слова, Кукла. Девчонки убьют тебя за измену.

— Я выгляжу дурочкой? И ещё я тебе скажу: я здесь отдыхаю. По крайней мере, надо мной никто не висит с чинкой. С ним я себе заработала комплекс лица.

— Так сказала психолог?

— Я сама придумала.

— Почему же ты не сбежала?

— Боялась: он бы меня поймал и сделал, что обещал. На районе — такие же самые сявки, забулдыги, не просыхающие от вечера до вечера, кореши старого и мои клиенты. Куда мне было идти?

— Ну хотя бы к тем иностранцам, что хотели тебя в конюшню.