Год от года росла в наших экспедициях тогда и протяженность морских маршрутов: в 1965 году — триста тридцать километров, в 1966 году — тысяча двести шестьдесят; наконец в 1967 году — тысяча триста двадцать километров.
Оценивая эти события с высоты прошедших двадцати лет, вспоминаешь не о физических и нервных перегрузках и даже не о нашей технической оснащенности тех лет (к сожалению, очень ограниченной), а в первую очередь о достигнутых результатах, о нашем коллективном вкладе в изучение оледенения архипелага — в создание концепции.
Мы пришли к выводам, к которым не могли прийти наши предшественники, что вполне естественно. В то же время опыт наших предшественников нам очень помог. В этом и заключается преемственность исследований учеными разных поколений.
В 1974—1975 годах мы уже могли рассчитывать на большое количество вертолетных часов и от маршрутов морем отказались полностью. Радиолокационное зондирование ледников с вертолета — несомненно, маршрутный вид работ, но с принципиальной новинкой — автоматической регистрацией наблюдений. За два прошедших полевых сезона (после 1974 года), в которых я принимал участие, экспедиция налетала соответственно две тысячи шестьсот и две тысячи сто километров. На этом фоне резко сократилась протяженность пеших маршрутов — соответственно до пятисот и шестисот километров. Что и говорить, изменения ощутимые.
Конечно, приход в гляциологию исследовательских средств, воплотивших в себе современные научные и технические достижения, потребовал также иной организации научной работы. Если, к примеру, раньше мы проводили на базе тридцать восемь процентов экспедиционного времени, то теперь больше половины. Мы не стали ленивей — просто аппаратура, которой мы теперь пользуемся, требует ухода, настройки, наладки и подготовки к работе в стационарных условиях.
Разумеется, это не значит, что мы не отдыхаем. Нелетных дней из-за непогоды вполне достаточно, но спать нередко приходится «вполуха», потому что в любой момент может последовать вызов к вертолетам. По той же причине, отправляясь в кино или в столовую, сообщаешь остающимся, где тебя можно найти — меняются времена, меняется экспедиционный стиль. Приходится перестраиваться, чтобы не потерять места «в строю».
Новые времена наступили не только в экспедиции. Теперь на Шпицберген регулярно летают самолеты Аэрофлота. Появилась бетонная взлетно-посадочная полоса арктического аэропорта в Лонгьире — в окружении локаторных антенн. Глядя на них, невольно думаешь о «груманлане» (поморе) былых времен — что было и что стало!
Первая группа отъезжающих из экспедиции ШПИЦ-79 предпочла отправиться к месту работы традиционным путем — морем. Знакомый путь, знакомые льды вскоре за Медвежкой (так фамильярно называют остров Медвежий те, кто часто встречается с ним), но есть и новости. Куда исчезли флотилии рыбаков на Медвежинской банке? Только пара дальних силуэтов да сторожевик с пушкой, напоминающей осиное жало, и огромным бортовым номером. Заснеженный силуэт острова с характерными очертаниями плато, рассеченного глубокой ложбиной Русской речки от нас на западе — впервые обходим его с востока на таком расстоянии, что норвежскую метеостанцию не разглядеть. Вскоре подошли к кромке сплоченного мелкобитого льда с редкими неподвижными угловатыми глыбами айсбергов. Горизонт подернут серебристой дымкой и пронизан весенним солнечным сиянием — май и за полярным кругом остается маем. Идем вдоль кромки льда, и, судя по тому, как солнце шарахается с одного борта на другой, весьма прихотливых очертаний. В полночь солнце на ладонь выше неровной полосы торосов по горизонту. Ко входу в Ис-фьорд видимость портится, появляется мгла, в ней растворяется майское солнышко, затем липкий клейстер тумана над разводьями и торосами, а за ними силуэт «Красина». Это новый ледокол, традиционно сохраняющий имя своего предшественника, покрывшего себя неувядаемой славой в шпицбергенских водах летом 1928 года во время спасения экспедиции Нобиле. Вслед за ледоколом в тумане прорисовывается низкосидящий в воде угольщик. Впервые за шесть экспедиций приходим на Шпицберген вслепую. И впервые пришлось пользоваться ледокольной проводкой, вот что значит середина мая! Но, как и прежде, предчувствие «поля» теснится в груди, одновременно радуя и тревожа.
Мне предстоит заниматься пульсирующими ледниками, которым в 1974 и 1975 годах, увы, я не смог уделить должного внимания. Теперь эта проблема обрела свою самостоятельность и в нашей стране, и за рубежом. Не берусь утверждать, что достижения в этой области ободряющие. Пожалуй, радует только выявление отдельных прогнозных признаков. Какой-либо общей теории, объясняющей явление в целом и в связи с общим развитием оледенения, нет и, похоже, в ближайшие годы не появится. Неясными остаются главные коренные вопросы: связаны ли подвижки ледников (пульсации) с изменениями вещественного баланса? Все ли ледники могут пульсировать или только некоторые — «избранные»?