Семь футов под килькой

Чуть позже я убедилась в его правоте. Нужно быть полной дурой, чтобы согласиться на этот культпоход!

Начиналось все вполне невинно – с выставленной на тротуар афиши-раскладушки. Лаконичная, она интриговала недосказанностью – на карамельно-розовом фоне ярким кармином было начертано: «Кукольный театр, интерактивная выставка-шоу».

Нам с Петриком пришлось подождать возможности попасть в галерею, потому что на узком крыльце образовалась небольшая пробка. Какие-то молодые люди хотели войти внутрь, но им навстречу как раз вырвалась небольшая семейная группа.

Первым, оглядываясь и беззвучно открывая рот, шел мужчина, подталкиваемый в спину раскрасневшейся женщиной. Та непонятно возмущалась: «Ах ты ж… Да чтоб тебя… А я-то дура…» – и волокла за собой маленькую девочку с пуговичными глазами. Мужчина выглядел сконфуженным, женщина – разгневанной, девочка – потрясенной.

– Похоже, выставка удалась, – пробормотал Петрик и свернул руку кренделем, предлагая мне опереться на нее.

Ступеньки на входе в старый купеческий особнячок, где разместилась галерея, были очень крутые, а я тщеславно влезла в новые босоножки на высоком каблуке.

Рука об руку мы с другом взошли на крыльцо и в небольшом холле стали свидетелями еще одной любопытной сцены. Лысоватый толстяк в дизайнерских джинсах и зеленом бархатном пиджаке, вытирая мокрый лоб кружевным платочком, тихо и яростно отчитывал долговязую, как кукурузный ствол, немолодую даму в униформе салатового цвета.

– Я же велел предупреждать, что у нас «восемнадцать плюс»! – шипел толстяк на даму-кукурузину, стреляя глазами по сторонам и кривя рот в попытке одновременно улыбаться посетителям. – Немедленно организуйте табличку!

– Да хоть сорок восемь плюс, – бурчала в ответ дама, почти не шевеля губами, с таким каменным лицом, словно сама была экспонатом. – Мне пятьдесят девять, и то я это видеть не могу!

– Боженьки мои, да что ж там такое?! – Петрик заволновался, заторопился, потащил меня в зал с ускорением и у первого же экспоната встал как вкопанный, едва не взрыв ногами паркет. – О! Ого! О-го-го! А? – Он обернулся ко мне.

– Ы… – сипло выдохнула я, после чего у меня закончились не только слова, но и буквы.

Возрастной ценз «18+» в данном случае был явно заниженным. Я бы поставила «118+» – и то не уверена, что обошлось бы без инфарктов.

Это действительно была выставка кукол, но вовсе не детских – не фарфоровых, деревянных, текстильных, войлочных или из папье-маше. Куклы были резиновые и в высшей степени взрослые – со всеми анатомическими подробностями. Смелые позы все эти подробности наглядно демонстрировали.

Некоторые куклы пребывали в одиночестве, но большинство так или иначе группировалось, образуя скульптурные композиции, каждая из которых сошла бы за сценарий порнографического фильма.

– Ты куда меня привел? – Я отцепилась от Петрика и ошеломленно огляделась.

– Я же говорил тебе, что этот мастер известен своей оригинальной позицией. – Дружище, слегка смущенный, попытался оправдаться.

Я отмахнулась и чуть не сбила бокал с подноса.

– Угощайтесь, пожалуйста, – предложила девушка-официантка, взглянув на меня сочувственно.

У нее самой волосы стояли дыбом, а щеки пламенели.

– А покрепче ничего нет? – спросила я, взяв с подноса узкий бокал с пузырящимся в нем шампанским.

– Там. – Девушка кивнула в глубину зала.

Прикрывая лицо бокалом и стараясь не смотреть по сторонам, я прошла в указанном направлении и нашла фуршетный стол с канапе, бокалами и рюмками.

У стола, хлопая водочку в режиме нон-стоп – рука с рюмкой ходила вверх-вниз, как заведенная, – застыл мой бывший коллега Вася Добролюбов, ныне культурный обозреватель городской газеты.

Культурно обозревать эту выставку на трезвую голову у него явно не получалось. И с обозрением, и со зрением уже были проблемы: Васины лазоревые очи вытаращились и расфокусировались, красивые и бессмысленные, как стекляшки в глазницах окружающих кукол. Добролюбов здорово смахивал на чучелко самого себя.

Откровенное смятение профессионального искусствоведа меня приободрило. Уж если знаток и ценитель так потерялся, то мне это и подавно простительно!

Возвращая утраченную было уверенность, я подошла к столу, поставила свой бокал, взяла полную рюмку и, опрокинув ее безупречно синхронно с Васей, выдохнула:

– Здоров, Васек! И как тебе выставка?

Добролюбов медленно, как заржавленный робот, повернул голову и несколько секунд смотрел на меня слепыми стекляшками. Потом в них промелькнула искра жизни и узнавания, и Вася проскрипел:

– Лю-у-у-у…

– Любуетесь? – по-своему понял сказанное толстяк в зеленом бархате, на бегу приобняв Добролюбова за плечи. – Очень надеюсь на прекрасную рецензию! – Он похлопал по чучелку искусствоведа, выбив из него немного пыли, и умчался дальше.

– Люся, Люся, – подтвердила я, удержав руку экс-коллеги, тянущуюся к очередной рюмке. – Вась, хватит уже, а то ты отсюда не выйдешь. Свалишься…

– И положат тебя вместе с куколками! – весело напророчил появившийся рядом Петрик. – Раздеть, конечно, придется, иначе будешь диссонировать…