Семь горных воронов

Отворачивается так, словно с арены уносят не Ирли. Они росли вместе, они были, насколько возможно в таком месте, подругами. Некстати всплывает воспоминание: им лет шесть-семь, они объедаются в кладовке вареньем из грецких орехов. Перемазанная мордочка Ирли искрится весельем, черные глаза озорно блестят. Она торопливо облизывает пальцы и смеется. Их большая общая тайна. Сердце сжимается, почти останавливается от внезапной боли.

Но шанс был только для одной. Лорелея не могла его упустить. Дун Диар представляется и говорит ей, что ему нужен телохранитель. Что он готов внести братьям «залог». То есть – ее стоимость, если говорить, как есть. Но Дун Диар спрашивает, хочет ли Лорелея пойти с ним.

Лорелея коротко кивает. Знал бы Дун Диар, что она готова орать, как будто с нее содрали кожу, валяться у него в ногах, сосать его член, пить его мочу и вылизать его сапоги, только бы он не передумал и забрал ее отсюда.

Солнце слепит ей глаза, и она даже не может толком рассмотреть его лица. Но ей все равно. Она выиграла свою свободу. И цена не имеет значения.

* * *

Пробуждение было ужасным. Лорелея проснулась рывком, еще толком не протрезвев. Инстинкт выбросил ее из сна, и она подскочила на постели, судорожно соображая, где находится.

В камине тлели угли. Дикий спал рядом, обняв подушку, спиной к гостье. Лорелея смотрела на его мускулистые руки и широкие плечи, на рассыпавшиеся волосы, и ее, словно волной, накрыло пониманием того, что здесь произошло. Об этом же кричало все ее тело, особенно остро ощущалось все между ног.

Лорелея слетела с постели, сгребла в охапку свою одежду и сапоги, и, как была обнаженная, выскочила за дверь. Она бегом спускалась по ступеням, натягивая на ходу нижнюю рубашку и сюркотт. Выскочив в галерею, бросилась к своим комнатам. Надо было пройти мимо многих комнат, и навстречу ей уже попадались слуги и поднявшиеся спозаранку фении. Все они косились на нее, и Лорелея готова была сквозь пол провалиться от позора.

Влетев к себе в комнаты, она швырнула штаны и сапоги в угол, трясущимися руками достала из-под кровати горшок, и ее вырвало несколько раз подряд, едва не вывернув наизнанку. Ее колотило, словно в лихорадке. Скорчившись, Лорелея вцепилась в волосы обеими руками и беззвучно взвыла от невыносимого отвращения.

Она рыдала бесшумно, без слез, содрогаясь в конвульсиях, каталась по полу, словно от дикой боли. Стоило ей представить ненавистное ухмыляющееся лицо Дикого, как ее накрывало с новой силой.

Щенок, который крутился рядом, пытаясь привлечь внимание хозяйки, тоже жалобно заскулил, сунулся под руку. Его упитанное теплое тельце вдруг показалось Лорелее лекарством от боли. Она прижала к себе Хвата и уткнулась лицом в теплую шерсть. Песик завозился и принялся лизать ей лицо влажным шероховатым языком.

Лорелея замерла, сжавшись в комок. Единственное, что согревало ее, – теплое тельце и мокрый настойчивый язык. Постепенно стало легче.

Она поднялась с пола, взяла таз с холодной водой и тщательно вымылась. Потом переоделась и подошла к зеркалу, посмотрев в глаза своему отражению. Следов слез не было, хотя лицо немного опухло с похмелья.

Лорелея поджала губы. Хотелось спрятаться и закрыться у себя, но она знала, что рано или поздно придется выйти за дверь и встретить последствия своей слабости лицом к лицу. Она криво улыбнулась: это не худшее, что ей приходилось переносить. С этим она тоже справится.

Тут в дверь постучали.

– Да? – твердым голосом отозвалась Лорелея.

– Миледи, вас зовет к себе миледи Воронов, – донесся голос Ройле.

– Иду.

* * *

Миледи Воронов сидела в кресле, закутавшись в теплую шаль из овечьего пуха, и разбирала рукоделие. Лорелея подошла и села напротив, сложив руки на коленях.

– Не могу понять, куда запропастился моток серебристых ниток, – сказала миледи. – Ну да пусть его. Думаю, нитки и иголки тебя мало интересуют.

– Я не обучена вышивать, – пожала плечами Лорелея. – Рукоять меча моим рукам привычней иголки.

– Не женское это занятие, мечом махать.