Семь_я (СИ)

Каждого нового письма Сейла ждёт с содроганием и приходит в дикий восторг, когда разворачивает его. Она пишет письма даже за обедом. А когда не может их писать, она просто думает, что бы написала, если бы могла. И читает она ответы просто взахлёб, будто интересные книги, любовные романы, что захватывали её разум до сих пор. А как прочитает — а это отнимает у неё не более получаса, даже если письмо тянется на множество страниц — с радостными воплями бегает по всему замку и читает его вслух всем прохожим: служанкам, стражникам, поварам, сёстрам. Королю она не читает — Шейн сам так попросил, а она послушная.

Но постепенно письма становятся реже. А когда приходят, Сейле сложно их прочитать. Порой у Шейна нет чернил, и он пишет чем попало, а пока письмо приходит, всё стирается. Но в последнее время причина не в этом. Каждая буква смотрит в разные стороны, и они будто ложатся друг на друга. Сейла с трудом разбирает слова. Шейн часто пишет о своих страхах и волнениях, используя фразы, ей недоступные. И с каждым письмом его почерк становится всё кривее, буквы скошенными и неровными. И в один день она ужасается, потому что не может прочитать его письмо. Ни единой строчки. Сейлу начинает трясти, и она относит письмо Хаз, чтобы она посмотрела. Та лишь с грустью мотает головой.

***

Шум волн был одновременно прекрасен и ужасающ. Девочка четырнадцати лет почти без одежды бежала к побережью, и ветер растрёпывал её волосы и холодил кожу. Она бежала не потому, что мечтала искупаться, а потому, что море было единственным путём побега из портового города. Бежала потому, что не могла не бежать: на хвосте был сутенёр, которому она накануне плеснула в лицо кипятком. Это была двадцать пятая попытка за четыре года — его вина, что он не вынес урока и был слишком беспечен. И он всё кричал ей вслед: «Остановись живо, Элизабет Фор!» Будто мог иметь власть над птицей, что вырвалась из клетки. Будто для неё что-то значило имя, данное семьёй, которая прекратила своё существование. Некогда дворянка, ныне проститутка в бедном борделе, вскоре она собиралась стать свободной. А потому бежала, будто это был последний побег в её жизни. Но сутенёр был быстрее. Он не отставал и периодически замахивался своим жёстким кнутом, исполосовывая её спину, заставляя кубарем падать в грязь и всё равно вставать, превозмогая боль и истекая кровью.

Когда она наконец добежала до пирса, где стояли маленькие ладьи, то даже не стала пытаться отвязать одну из них и уплыть на ней, как планировала изначально — узлы были чересчур тугие. Она в отчаянии просто прыгнула в солёную воду и закричала от боли, когда эта вода стала омывать свежие раны. А преследователь почти настиг и ударил её кнутом даже в воде, не рискуя мочить свои сухие туфли. От боли она вскрикнула и опустилась под воду, едва не утонув, задыхаясь от недостатка воздуха. Но потом она взяла себя в руки и под водой сумела отплыть от пирса на несколько метров, где никакой кнут её не доставал. Когда она вынырнула, то услышала лишь ругательства от не умеющего плавать сутенёра и наблюдала его тщетные попытки отвязать ладью своими кривыми ручонками. Она с болью и усталостью, но всё же с гордостью во взгляде победно усмехнулась ему:

— Тебе меня больше не удержать, мудак!

И, засмеявшись, поплыла. Уже и боль была не столь ощутима. И плыть оставалось не столь далеко: к первому же пирсу на ближнем берегу, буквально соседний город, всего ничего, лишь бы оторваться. Её больше ничто не страшило. Лишь возможность нелепой смерти — утонуть на середине, проделав столь долгий путь для своего побега. Поэтому она не сдавалась и с этого момента решила не сдаваться никогда. И, наплевав на усталость и потерю крови, она плыла быстрее, и ей становилось жарко и холодно… И холодно, и жарко…

Стелла очнулась в поту. Рядом Нил смотрел на неё обеспокоенным взглядом, держа за руку. Нарушил обещание, не выдержал, дотронулся. Стелла отдёрнула руку со всей силой, которая у нее осталась.

— Ты бредила во сне, — сказал он. Нил приложил руку к её лбу и отдёрнул. Голова была горяча и мокра от пота. Он взял ткань и, смочив в холодной колодезной воде, положил женщине на лоб, а затем спросил: — Кто такая… Элизабет Фор?

— Одна девочка, которая умерла. И переродилась, чтобы умереть снова, — ответила Стелла, на что Нил обеспокоенно вскинул брови, и она засмеялась. Его несчастное лицо вызывало у Стеллы лёгкое раздражение, потому что было отражением её собственного. — Она стала птицей Фениксом! Знаешь, они возрождаются из пепла по легендам! Я бы тоже… хотела стать такой птицей.