Семь я (СИ)

В любом случае в этом городе ему делать было больше нечего. Никто не хотел, чтобы его просто прихлопнули, как муху, - а это могли теперь сделать как мафиози, как власть, так и бывшие друзья по заговору. Мстить тоже было невозможно, а главное - не нужно. Алёша наконец понял, что убийцы отца, как бы ни сложилась их судьба, уже наказаны, - наказаны виной и смертью их брата человека.

Точно так же наказан и сам Алексей. Ему долго ещё не освободиться от этого бремени.

* * *

За окном темнело. Идти домой было опасно, - мстители могли подстерегать на каждом углу. Отправляться в путь толпой значило привлечь к себе внимание. Поэтому дядя предложил племяннику взять с собой пистолет и идти осторожно, постоянно оглядываясь на сообщников, которые будут следовать сзади, на некотором расстоянии. Алёша с безучастным видом положил оружие в карман и спустился по лестнице.

Стоило ему пройти несколько улиц, как позади него раздались шаги. Алексей обернулся - и увидел преследователя. Это был тот же самый коренастый мужчина, которого юноша видел на месте убийства отца!

Темников завернул за угол и спрятался в подъезде. Преследователь подошёл близко к нему. Внезапно молодой мститель, в решающую минуту почти забывший о милосердии, выскочил из темноты - и ударил убийцу отца сзади по голове. Тот свалился на землю - неуклюже, как мешок с тряпьём. Издалека доносился звук шагов - к Алексею спешили сообщники. Надо было стрелять!

Прежде чем нажать на курок, Темников захотел увидеть лицо того, кто убил его отца... Убийца взглянул на него испуганными глазами - белёсыми, цвета тающего снега. Алексей увидел чёрную шапку волос на прямоугольной голове и огрубнувшее, но жалкое лицо.

Из темноты откуда-то сверху смотрело улыбающееся лицо Рустама...

Надо стрелять!

"Нельзя, нельзя!"- шептал жалкий убийца...

Нельзя!

Кровь двух человек уже лежит на совести юноши-книжника, кровь двух живых душ!

Нельзя!

Вереница смертей проносится перед глазами Алексея... Если он убьёт киллера, цепочка эта завершится или продолжится?

Так стрелять или нет?

Нельзя!

Этот человек застрелил отца. Он дал толчок всему тому аду, что творился последние несколько дней...

Но - нельзя!

Алексей выпустил киллера, шепнул ему: "Беги!" - и позволил ему убежать во тьму, подальше. Потом - выпалил в сумрак наугад. Тут же тишину прорезали звуки чужих выстрелов - сообщники, думая, что спасают жизнь Алексея, стреляли тоже.

Дядя вышел из полумрака быстрыми шагами, взял Алексея за руку и повёл за собой - в конец улицы, где под фонарём лежало мёртвое тело киллера. Чья-то пуля попала ему прямо в сердце. Мафиози умер мгновенно, без боли.

- Ты стрелял? Стрелял? - спросил дядя нервно.

- Да... Нет... Не знаю... - запутался Алексей.

- Ты стрелял, я слышал это. Ну что ж, - твой враг убит, радуйся. Будем верить, что это твоя пуля...

Последние слова дядя тонули в тишине, затопившей мозг Алексея.

"Совершилось!" - повторял про себя Алёша. - "Дело совершено!"

Тот, кто убивал, убит сам. Смерть наказуема смертью. Кровь отца отомщена.

А кровь Рустама?

Чем за неё будет наказан сам Темников?

Это убийство наказуемо жизнью.

Жить без света, без семьи, без любви, без родины, без жизни - вот удел Алексея теперь.

И это тоже - совершилось.

И это тоже надо принять, как принимают смерть.

* * *

Надо было срочно бежать из города. Дело слишком серьёзно: вызов брошен двум могущественным структурам, - власти и мафии, и ещё неизвестно, какая из них опаснее и какая нанесёт удар первой.

Но Алексею было необходимо перед отъездом встретиться с последним человеком, с которым он мог ещё говорить искренне, - с матерью.

Тайком как от мафии, так и от дяди, окольными маршрутами он пробрался к материнскому дому. Мама встретила его молчанием, - она словно не поняла, что за человек, небритый, растрёпанный, огрубевший душой и телом, стоит перед ней. Она сидела на кровати, то сминая, то расправляя покрывало, чтобы хоть как-то занять слабеющий ум.

"Я знаю, что ты не поймёшь меня, - шептал ей Темников. - Но только ты можешь меня простить. Некоторые люди предлагали мне своё прощение, некоторые - кричали, что я недостоин милости. Но все они были самозванцами. Я не просил у них прощения. Я попрошу его только у того, кто может мне его дать - простить меня просто так, а не требовать, чтобы я сначала встал перед ним на колени.

И я иду к тебе, и прошу прощения у тебя, перед которой - единственной - не виновен... Я знаю, что, когда весь наш город, вся Сибирь, вся Россия, весь мир будут рушиться, распадаться, погибать под обломками старых, заржавленных истин, только одно уцелеет, только одно сохранит свою ценность и силу - твоё молчание, покорное, безропотное молчание женщины, потерявшей всё и всё благословившей...Перед этим молчанием я склоняю голову...

Слышишь ли ты меня?

И что ты мне сможешь ответить?..."

"Да, - ответила мать, - да", - и продолжила руками складывать кисти от покрывала на постели в один ряд - "для порядка".

* * *

Что можно сказать дальше? Что добавить ещё к этому тяжёлому и горькому рассказу?