Семь я (СИ)

Алексей знал, что в таком состоянии любого толчка будет достаточно, чтобы спровоцировать истерику. Поэтому, когда после ухода милиции он нашел в коридоре обручальное кольцо отца, видимо, свалившееся с его пальца, когда тело выносили, он не стал показывать находку Любови Григорьевне, а молча спрятал её.

Только к вечеру он смог передать свои мысли и чувства дневнику - такому опасному, но порой необходимому другу.

Из дневника Алексея Темникова

Отец погиб...

Как легко я написал эти слова!

А легко ли это - умирать?

И трудно ли убийце стрелять в человека?

Смерть страшна не потому, что трудна, а потому, что легка. Делаешь выстрел - человек падает и умирает. Так вот просто... И страшно.

А когда умирает человечность? Это ещё страшнее... Если бы человечность отца осталась с нами - всё было бы хорошо! Но вместе с отцом убито что-то во мне... меньше человеческого во мне стало. И этого уже не вернуть.

Отец ушёл от нас... Но ушёл ли? Умереть и уйти из жизни - не одно и то же. Часто после смерти человек начинает играть в жизни более важную роль, - мелочи не уже мешают видеть главное в нём. И он помогает людям больше, чем при жизни. Поэтому некоторые, только умерев, приходят в жизнь. Так было и с моим отцом...

Да, смерть - зло сначала для тех, кто жив, и лишь потом - для тех, кто умер... Но разве мне надо было пережить такое, чтобы понять это? Смерть - лучший учитель жизни, а горе - лучший учитель счастья. Их лекции доходчивее всех остальных. Но лучших учителей, как правило, не любят...

Я боюсь смерти, как строгого учителя. Я, книжный хлюпик с синдромом отличника... Мерзость какая. И мне, мне надо мстить за отца! Я и буду мстить...

Только как?

Убивать убийц?

Смогу ли я? Решусь ли?...

Тяжело. Тяжело думать на эти темы.

Всегда я любил самокопания, но теперь мне страшно думать. Почему? Может, я откопал в себе что-то, за что можно поплатиться жизнью?

А что мне дороже - душа или жизнь?

Отцу, - по-видимому, душа. А мне, - мне?...

Трудно ответить...

Но я рано или поздно приду к этому ответу... или ответ придёт ко мне. Я ведь живу по кругу... От чего я убегаю, к тому и прихожу. Вот как!...

Но, похоже, я снова погрузился в философию... А надо жить. Так можно ведь и с ума сойти! Надо как-то отвлечься...

Все мысли - завтра, завтра, завтра!

* * *

Следующие дни тянулись слепо и бессмысленно. Мать, потрясённая гибелью мужа, потеряла всю былую слооохотливость. Она молча ходила по дому и без конца прибиралась, смахивала последние пылинки с мебели, расправляла складки на покрывалах, убеждая себя, что ничего страшного не случилось - и можно жить.

Только теперь Алексей смог внимательно всмотреться в глаза своей матери, понять её душу. Словно впервые видел он её сине-серые, выцветшие большие глаза с набрякшими веками и седеющие волосы. Часто она садилась в угол с томиком Толстого и сидела, глядя якобы в книгу, а фактически - в никуда. Это продолжалось по получасу и более, а потом Любовь Григорьевна снова погружалась в уборку и без того чистой квартиры.