Семь или восемь смертей Стеллы Фортуны

Стелла все еще ходила с мужем к воскресной мессе и получала причастие, только не молилась. Пробовала, да, – но всякий раз чувствовала себя кем-то вроде городской сумасшедшей, которая в магазине сама с собой разговаривает.

Руки Бернадетты тряслись, когда она отсчитывала покупателям сдачу. Собака не шла у нее из головы. Если Пенни погибла, ничего, конечно, не поделаешь, однако Бернадетте требовалась определенность. Как ни крути, а надо мчаться домой – Антонио допрашивать. Девушка была уверена, что дед знает насчет Пенни.

Когда тревога сделалась невыносимой, Бернадетта позвала парня из отдела готовой продукции, чтобы подстраховал ее на кассе, и побежала разыскивать управляющего. Тот обнаружился в отделе деликатесов.

– Мистер Фастиджи, отпустите меня домой, пожалуйста. Я себя плохо чувствую.

Ложь? Вовсе нет. Бернадетте и впрямь было паршиво, поэтому она честно смотрела боссу в глаза.

Он окинул девушку критическим взглядом.

– С виду ты вроде здорова.

– У меня живот болит, мистер Фастиджи.

Чистая правда. На нервной почве в животе были колики.

Управляющий вздохнул. Парни из отдела деликатесов переглянулись: мол, всегда этих девчонок на раз с работы отпускают. Плевать на чужое мнение, мысленно фыркнула Бернадетта.

– А до половины первого не продержишься? – спросил Фастиджи. – Дженис должна прийти, она тебя сменит.

Часики Бернадетты показывали двенадцать с четвертью. Уж конечно, пятнадцать минут погоды не сделают.

– Хорошо, – произнесла Бернадетта. Вспомнила, что надо изображать страдание, и добавила: – Потерплю как-нибудь.

Часы на полке над телевизором пробили двенадцать тридцать. Стелла передернулась всем телом. Надо же, заснула, сидя на кушетке. Впрочем, спала она недолго, судя по приятному головокружению, по ощущению довольства, вызванному утренней порцией вина. Вязание упало, крючок выскользнул. Стелла подняла работу и задумалась: чем бы пообедать?

Вставая с кушетки, она скользнула взглядом за окно. Возле дома № 4 автомобиля не было. Значит, Микки укатила. Интересно, она и младших дочерей с собой взяла? Порой невестка оставляла малышек на несколько часов с Антонио; неужели всерьез верила, что старый хрыч – подходящая нянька? Антонио даже покормить их не догадается; он и сам-то не поест, пока ему на тарелку не положат да к носу не придвинут.

Стелле претило находиться в отцовском доме, но нынче она решила побыть заботливой тетушкой. Все равно сандвичи готовить; один или три – разница невелика. Тем более что других занятий нет.

Нетвердая на ногах после утренних возлияний, она, пожалуй, с излишней внимательностью посмотрела по сторонам, прежде чем пересечь Олдер-стрит. Отметила: лужайки настолько зелены, что кажется, их подсвечивают лампочками. Еще бы, при еженедельных-то дождях траве да не расти! Полный штиль был на улице, ни дуновения. Ладно хоть солнце подсушило Стеллин многослойный пот.

Она вошла не постучавшись. Через заднюю дверь попала прямо в кухню. Никогошеньки. Стелла двинулась на звуки включенного телевизора. Странно: в гостиной тоже пусто. Получается, Микки на сей раз увезла всех своих девчонок. Тем лучше. Стелла проверила обстановку и с чистой совестью может удалиться через парадную дверь. Однако в коридоре неожиданно обнаружилась маленькая Пэмми. В одних трусишках она сидела на полу по-турецки и возилась со старой «говорящей» куклой, заставляя ту «ходить» взад и вперед. Неужели Микки умышленно оставила девочку одну?

– Привет, Пэм, – сказала Стелла.

Племянница молча воззрилась на нее снизу вверх. Дочери Джо вообще не отличались разговорчивостью – не иначе потому, что их мать, фигурально выражаясь, затыкала им рты.

– Кушать хочешь, Пэмми? – спросила Стелла по-английски. – Сделать тебе sanguicci?

Девочка отрицательно качнула головой.

Стелла отогнала досаду.

– Ты, наверное, хочешь сказать: «Нет, спасибо, тетя Стелла»?

– Нет, спасибо, тетя Стелла, – послушно повторила Пэм.

– Ну, как знаешь.

Тогда-то Стеллу и лягнул материнский инстинкт – пробился-таки сквозь винное головокружение. Что-то здесь не так. Пэмми всего шесть лет. Почему Микки оставила ее одну, да еще в прихожей? Будто больше негде с куклой возиться.

– Пэмми, ты дома одна?

– Нет. С дедушкой и с Барби. Только они играют.

– Играют? Где же?

Точно не во дворе – Стелла бы увидела.

Куклиной ручкой Пэмми молча указала на дверь позади себя. Дверь вела в спальню Антонио.

Сердце Стеллино догадалось прежде, чем разум, и забилось как бешеное.

– Что еще за игры за закрытой дверью, Пэм?

Пока рот выговаривал эти слова, в мозгу вертелось: «Нет, не может быть! Не поэтому ведь она без штанишек?» Действительно, как Стелла не заподозрила неладное сразу, едва увидев, что девочка – в одном белье да на голом полу?

– У них особенная игра. После Барби будет моя очередь.

«Не такой он выродок», – билось у Стеллы в висках. А разум возражал: такой, именно такой. Эпизоды различного срока давности сложились вместе, вопрос и ответ были как электрическая розетка и вилка. Все совпало. В конце концов, кому, как не Стелле, знать, на что способен отец?