Семь или восемь смертей Стеллы Фортуны

Страшная, темная мысль мелькнула у Стеллы: Тина ведь из номера 4 не вылезает! А если и она знала? Или догадывалась?.. С поспешностью, вызванной стремлением к самозащите, Стелла отмахнулась от этого предположения. Однако совсем изгнать его не удалось. Недодавленное, оно клокотало в сердце и вырвало из Стеллиных уст резкую фразу:

– Будь ты сама матерью, ты бы иначе на это смотрела. Первая забота женщины – ее дети, а не отец.

У Тины челюсть отвисла. Зачем же с ней – вот так? Тина хлопала глазами, силилась понять: Стелла права – или она просто задеть ее хотела? Разве мало того, что Тину целых двадцать лет колет и мучает бездетность? Что Тина живет с этим словом – «никогда»; что боль невозможно умерить, а пустоту – заполнить заботами о племянниках, о детях Стеллы, которым Тина уж, кажется, все сердце свое отдала? Нет, Стелла несправедлива. Просто Антонио неизвестно где, а Тина – вот она, рядом. Очень удобно на ней отыгрываться.

Стелла и сама это понимала, но брезгливая досада на сестру оказалась сильнее здравого смысла. Даже в такой ситуации Тина продолжает сыпать теми же банальностями, которые последние пятьдесят лет потворствовали Антонио в его гнусностях.

И вообще, что сказано, то сказано. Если Тина не понимает, стоит ли слова тратить?

Сестры еще посидели в полном молчании. Наконец Тина поднялась, отряхнулась.

– Смотри, Стелла, палку не перегни, – произнесла она с кислым видом.

Не иначе, подумала: «Нарвется – поделом ей».

Стелла молча проводила Тину глазами.

Читатель, по всей видимости, давно настроен на историю о том, как в июле семидесятого Стелла подавилась, да чуть насмерть не задохнулась. Капельку терпения – сейчас все будет.

Ассунта не раз повторяла: не сиди на холодных камнях, геморрой наживешь. Неизвестно, врач ли ей эту истину открыл или то была народная мудрость, да только Стелла, дожидаясь возвращения Антонио, прямо-таки слышала материнский голос. Он делался громче по мере остывания бетона у нее под пятой точкой.

Было примерно шесть вечера, когда на бетонной дорожке, им же самим и проложенной, появился Антонио. Стелла неуклюже полезла с крыльца. Надо поспешить Антонио навстречу, прищучить его у задней двери. Ступни, долго находившиеся в подвешенном положении, потеряли чувствительность, но мало-помалу кровообращение восстановилось.

Нож, спрятанный в складках юбки, наверное, вылез и сверкнул на солнце, чем привлек внимание отца.

– Что это у тебя? – спросил Антонио, с трудом передвигая ноги. Интересно, где он так утомился?

Стеллу затрясло. Откуда взялась дрожь? Разве не мечтала Стелла всю жизнь о том, чтобы Антонио перестал быть частью этой самой жизни?

Взмахнув ножом, она задержала его над головой – так легче смотреть в глаза Антонио.

– Что это, спрашиваешь? Погоди минуту, я тебе доходчиво объясню.

Отец рассмеялся со странной усталостью. Старый, неопрятный – особенно замызганной выглядела красная бейсболка с символикой «Ред Сокс», – он все еще производил впечатление очень сильного человека.

– Ты тоже убить меня хочешь, да, Стелла?

Почему «тоже»? Стелла, впрочем, не стала зацикливаться на этом вопросе. Меньше всего ей хотелось, чтобы отец счел ее действия продиктованными бабьей истерикой.

– Именно. Если еще раз тронешь их… этих девочек… – Перед мысленным взором, вызвав тошноту, появились голые ножонки. – Если тронешь – убью, зарежу, даже не сомневайся.

Антонио стал приближаться. Стеллино сердце пустилось вскачь. Что, если он поднимет на нее руку? Хватит ли у Стеллы самообладания поразить ножом родного отца?

– Ерунду городишь, Стелла, – бросил Антонио. Обогнул дочь, не тронув; открыл заднюю дверь. – Не лезла бы, куда не просят.

Почему, ну почему Стелла бессильна перед отцом? Старый, разбитый диабетом, казалось бы такой уязвимый, он вновь ускользнул. Он прошел мимо; даже не отодвинул Стеллу, как неодушевленный предмет, – просто проигнорировал! Сердце сдалось без борьбы, скукожилось. Антонио привычно все решил за свою старшую дочь. Нет, сейчас не выйдет! Стелла поборет желание убраться домой и там зализывать раны – потому что конфликт не разрешен. Значит, и поражения она пока не потерпела.

Ни нужной степени ярости, ни сил у нее уже не было. А впрочем – так ли уж они необходимы? В конце концов, людьми импульсы движут. Вот и Стеллина рука сама собой дернулась, сама собой переместила нож к ширинке несвежих отцовских штанов. Неуверенная, уткнулось ли острие непосредственно в мошонку или колет толстый простеганный шов, Стелла увеличила давление.

– Твою мать! – рявкнул Антонио.

– Давай, ругайся. Мне как раз оправдание и нужно, чтобы яйца твои отрезать. – Стелла надавила сильнее, Антонио заскулил по-собачьи, совсем как Пенни, их общая любимица. – Я жду, старик. Ты свою штуковину в штанах держать никак не научишься – так не лучше ли тебя от нее избавить? Нет яиц – нет проблем. Ни у тебя, ни у меня.

– Сдурела совсем, дрянь! – Антонио хотел увернуться, исчезнуть за дверью, однако дверь открывалась наружу, и шансов у него не было. – Мадонна, спаси меня от этой психопатки!