Семь или восемь смертей Стеллы Фортуны

Франко, старший сын тети Розины, купил у Ассунты дом на виа Фонтана. Хотел своему сыну отдать, потому что тот надумал вернуться в Иеволи с целью подыскания хорошей невесты. Ассунта радовалась, что дом останется в семье Маскаро, хотя ей самой от этой сделки ни гроша не перепало. За океаном ее муж черкнул пару слов – и вуаля, дом пошел на продажу, Ассунте деваться некуда – только в Америку. Так мир устроен. Не стоит лишний раз слезы лить.

– Что бы ни случилось, – умоляла Четтина кузена Чичу, – не позволяй Франко мой лимончик срубить.

Сказанный лимончик, теперь уже крепенький, шевелил листвой на защищенном от ветров пятачке между домом и хлевом. Это было то самое деревце, которое выросло из утешительного лимона, подаренного маленькой Четтине матерью.

– Не волнуйся, – успокоил Чичу. – Такие деревья уничтожать – к несчастью, каждый знает.

Но, понятно, дерево срубили заодно с остальными деревьями на Ассунтином участке. Землю застроили виллами, чтобы затем продать чужим сыновьям.

В конце ноября Ассунта с детьми отправилась в Никастро – Антонио прислал денег, чтобы жена и дети приоделись к путешествию. Для девятилетнего Луиджи купили рубашку (первую готовую, а не сшитую в домашних условиях) и добротные короткие штанишки коричневого цвета. Мальчик буквально преобразился. Стелла и Четтина выбрали одинаковые темно-синие платья (продавщица уверяла, что они идеальны для плавания на пароходе). Платья были с длинными рукавами – чужие не увидят Стеллиных шрамов. Ассунта уперлась рогом: мне, мол, только черное, и настояла на своем, хоть дочери и уговаривали выбрать расцветку повеселее.

С почтамта Стелла отправила коротенькое письмо матери Стефано – сообщила свой новый американский адрес. Стефано служил в Катандзарской пехотной дивизии, которую как раз перебросили в Африку. Он регулярно писал Стелле, она же никогда не отвечала. Во-первых, не знала, что сообщить Стефано, а во-вторых, боялась опозориться из-за своего корявого почерка и слабой орфографии. Уходя в армию, Стефано, верно, полагал, что демобилизуется году этак к тридцать девятому. Теперь ему сравнялось двадцать два, а Стелле было почти двадцать. Знай Стефано, что ухаживание так затянется, – предпринял бы более решительные шаги перед службой, а то и вовсе не пошел бы в солдаты, прикидывала Стелла. Их со Стефано будущее вилами на воде написано, а это непорядок. Стелла молилась за Стефано; впрочем, он находился на немыслимом, невообразим расстоянии, в неведомых местах. Наверное, поэтому молитвы шли не от сердца. Чувствовалась в них тухлинка, она же – Стеллина надежда, что Стефано застрянет в Африке до скончания времен и ей, Стелле, не придется становиться его женой.

Перед вторым отъездом из Иеволи Стелла на кладбище не пошла. Каждый день говорила себе: завтра схожу. Но так и не выбралась. Не решилась.

Декабрьский Неаполь встретил семейство Фортуна промозглым холодом. Ветры задували с моря и будто влипали в ветхие фасады. В припортовых кварталах пахло солью. Потрясения от большого города, как в первый раз, со Стеллой не случилось. Она безуспешно пыталась стряхнуть чувство безнадежности. Ясно же, у них ничего не выйдет. Незачем и пытаться. Все это плохо, очень плохо кончится. Воображение подсовывало картину: пылающий корабль, десятки трупов на дне морском.

В Неаполь приехали к вечеру четырнадцатого декабря. Наутро, спозаранку, помчались в эмигрантское бюро. Имена в документах были в подозрительном порядке.

Раскрыв свой паспорт, Стелла заметила: дата рождения неправильная, двенадцатое января вместо одиннадцатого. Хотела было указать на ошибку агенту, даже палец занесла над цифрой – но сердце забилось отчаянно и глухо. Это что же, из-за Стеллы опять всей семье от ворот поворот? «Молчи, – велела девушка самой себе. – Какая разница, кто когда родился?» Для маскировки пришлось нарочно закашляться и вежливо извиниться по-итальянски.

Ни матери, ни сестре Стелла не сказала про ошибку. Таилась, пока вся семья благополучно не прошла таможенный контроль в бухте Нью-Йорка. Вдруг бы Ассунта или Четтина раскололись, отвечая на вопросы чиновника? Ну а потом так и повелось, двенадцатое января стали шлепать Стелле во все документы. Она обрела не только новую родину, но и новую дату рождения.

Получив билеты и визы, семья встала в очередь на медосмотр. Очередь была длиннющая, хвост торчал под открытым небом, однако зябнуть пришлось недолго, всего полчаса. Осмотр проводился наскоро – врач только проверял глазные склеры, просил показать язык и убеждался, что руки-ноги в порядке.