Томазо живо примчался за сыном. Он забрал Кармело в Пенсильванию и записал в свою бригаду. Поначалу юноша исполнял мелкие поручения рабочих. Платили ему половинное жалованье. Но уже в пятнадцать Кармело трудился наравне со взрослыми. В бригаде его любили. Он имел легкий нрав и не обижался на шутки. Рабочие научили Кармело стряпать и читать по-английски. Вечерами вся бригада собиралась у костра. Пели итальянские песни; каждая новая песня, на любом диалекте, только приветствовалась, к вокальным данным исполнителей особо не придирались. Один парень, Отелло из Козенцы, аккомпанировал на гармонике. В декабре 1936-го он уехал домой, а гармонику оставил Кармело.
До тридцать седьмого года отец и сын Маглиери вместе с бригадой прокладывали рельсы везде, куда бы их ни отправило руководство строительной компании «Ридинг». А потом Томазо упал в канаву и сломал ногу. Семья Карапелуччи (родом из Абруццо), снимавшая квартиру в Хартфорде, на Фронт-стрит, приютила Томазо и Кармело; правда, сыну с отцом приходилось спать на одной койке. Кармело, по-прежнему не имевший документов, устроился на очередную стройку. Там-то он и сошелся с Рокко Караманико. Юноши стали друг другу как братья. И там же Кармело встретил Тони Фортуну. Мы, итальянцы, первым делом стараемся допытаться, кто откуда и не в родстве ли наши семейства; выяснив, что Тони знает Томазо, Кармело с ним заодно от души посмеялся над помолвкой, которую ему организовали в первые месяцы жизни. Тогда впервые и промелькнуло имя Стелла.
Как знать, может, Тони с Кармело и подружились бы, да в 1938 году наводнение[16]
уничтожило дом, где квартировали Карапелуччи. Томазо, который еще не долечил ногу, пришлось вернуться в Сепино. А Кармело остался. Он поселился в мужском общежитии и заверил отца, что будет работать и копить на воссоединение семьи.Как только Штаты вступили во Вторую мировую войну, Кармело поспешил в военкомат. На резонный вопрос о документах он честно ответил, что покинул Италию слишком юным и без всяких там бумажек. Ситуация была не такова, чтобы давать от ворот поворот крепкому парню, готовому сражаться и умирать за Землю Свободных – даже если парень не имел права на этой земле находиться.
На главной площади Сепино, откуда родом Кармело Маглиери, у церкви, есть грот Святой Кристины, покровительницы селения. В гроте находится часовня, украшенная, как водится, сценами из жизни святой, а также изображениями ее чудес и страстей. Изображения помещены на позолоченные пластины, и каждая снабжена именем эмигранта, который ее пожертвовал. Есть там и имя Кармело Маглиери. Написана какая-то банальность: дескать, и за океаном я храню в сердце Италию; но для Кармело это не пустые слова. Он не переставал думать о Сепино, даже когда стало ясно: назад пути нет.
Что сказать про Кармело? Он был из категории сентиментальных простаков. Такой, когда к нему внуки приезжают, в лепешку готов расшибиться. Словом, полная противоположность Тони Фортуне. Ну, почти полная. Может, поэтому шутка насчет помолвки оказалась такой жестокой. Надо же учитывать, что для каждой женщины велика вероятность выйти за мужчину, который похож на ее отца.
Во второй раз Стелла и Кармело встретились, когда Рокко надумал посвататься к Тине.
– Тебе нужна та, у которой родинка над губой, – наставительно сказала Барбара, сестра Рокко. Стелла и Тина были в похожих голубых платьях, так что родинка представлялась главным отличием.
– С родинкой – это Кончеттина, – возразил Рокко.
Разговор происходил через два дня после того, как Рокко и Кармело подвезли сестер Фортуна. Рокко спросил Тони Фортуну, можно ли будет нанести еще один визит. Тони смекнул: дело касается его дочерей. Вместе с Рокко явилась его старшая сестра (чтобы одобрить или забраковать братнин выбор, а также за неимением родителей, которые жили в Италии). Кармело тоже пришел – не то для поддержки, не то имея свой интерес.
В тот вечер Рокко забирали в армию. Он пришел свататься, загодя обсудив дело с Барбарой. Через четыре дня полк Рокко отбывал на тихоокеанскую базу; Барбара считала, что в Штатах должна остаться девушка, которая станет писать Рокко письма и слать гостинцы.
Теперь брат и сестра Караманико стояли на пороге кухни в квартире Тони Фортуны, а все его семейство, принарядившись, как для воскресной мессы, помещалось за столом или вокруг стола и делало вид, будто ничуть не интересуется, о чем это шепчутся гости.
– Я и говорю, – наставляла Барбара. – Из Кончеттины прекрасная жена получится. По ней сразу видать, что не белоручка.