Семь клинков во мраке

Я помедлила, глядя на камни, слушая вопли существа за ними. Сердце никак не желало биться, словно ждало, что я развернусь – и передо мной вновь возникнет Скрат. В безмолвной агонии шли секунды. Затем они превратились в минуты. А потом крики все-таки стихли.

И мне остались только вой ветра и собственный смех.

Не знаю почему. Смешно-то не было. Может, просто потребовалась разрядка, и с таким звуком мои нервы распутывались из своего безумного клубка. Может, я просто не знала, что еще делать.

Поэтому я продолжала смеяться.

Я развернулась и пошла прочь от горы, вниз по склону, утопая ботинками в песке. Ветра стонали вокруг, как будто Плевелы возражали против моей грубости.

А я не могла остановиться.

Все шла и шла. И с каждым шагом становилось труднее. Все тяжелее было поднимать ноги. Как будто что-то ценное во мне вытекало, оставаясь в отпечатках моих ног на песке.

И я все смеялась. И это было больно.

Я взглянула на свои руки. В одной – Какофония. В другой – моя кровь.

Вот все, что у меня осталось. Кусок металла и куски меня.

Ни магического палантина. Ни списка. Ни зацепок. Ни Лиетт.

Лиетт.

Почему-то в тот момент я ее хотела. Хотела, чтобы она была рядом, хотела коснуться, ощутить что-то кроме холода, кроме боли. Часть меня думала, что я подниму голову и увижу ее, ждущую меня, готовую простить. Та часть меня нуждалась в ней, нуждалась во многом другом.

Но когда я подняла голову и увидела пустоши Плевел, она умолкла.

И я осталась ни с чем.

Лиетт ушла. Кэврик – тоже. Ушел Джинду, имя, от которого у меня ныли шрамы, кошмарный сон, который я не могла прогнать. Гальта ушла. Тальфо. Враки…

Я не знала. Я не знала, куда он ушел. Его не оказалось там, где он должен был быть, где я должна была его убить, где я должна была спасти его жертв. Я не знала ни где он, ни как его искать, ни как… как…

Я не помнила, когда упала на колени. Когда охрипла от смеха. Когда по щекам и шрамам заструились горячие слезы.

Страх меня покинул. Бурлящий в крови поток, что в темноте туннелей заставлял мои ноги двигаться и сердце колотиться, просто-напросто… вытек, словно кровь из раны. И с ним – ненависть, печаль, злость. И когда все они исчезли, внутри не осталось ничего. Не за что держаться.

Незачем вставать.

Какофония выпал из руки, вдруг став неподъемным. Голова налилась тяжестью, запрокинулась, и я взвыла в ночь. Все равно пустота. Словно сил не осталось даже на крик.

И я задумалась, так ли все будет, когда я вычеркну из списка последнее имя, когда всажу последнюю пулю в последнюю голову. Все это время я верила, что после у меня что-то останется – дом, который я назову своим, и кто-то в нем. Но что, если вот оно? Все? Некого застрелить, не за кем охотиться, некого убивать.

Что, если все это лишь пустота?

Я ощутила тепло. Опустила взгляд. Из бока сочилась кровь. Рана опять вскрылась. Из-за Скрата? Или падения? Я не помнила. Не помнила, когда кровь успела обагрить мой живот. Я знала, что раной надо заняться, залатать ее, но не помнила как.

Я поднялась на ноги, хоть не чувствовала их под собой. Развернулась к горизонту, хотя почти не видела его за темнотой в уголках глаз. И пошла дальше.

Хоть и не видела в этом смысла.

Боль способна замедлить время. Она может украсть у тебя часы, дни, годы жизни – когда ты либо ее страшишься, либо ждешь, когда она уйдет. Поэтому я не знала ни сколько прошла, ни где оказалась, когда вновь раздался вой.

– Сэл…

Далекие голоса на ветру звали меня по имени, отражаясь от стен кружащей сажи и грязи.

– Сэл.

Значит, вот куда я направлялась. К голосам, которые звали меня к черному столу, ответить за все преступления, предстать перед ними.

– Может, блядь, подождешь?!

Правда, они были ужасно грубыми.

Краем глаза я заметила движение. Сквозь вихри ко мне приблизилась огромная тень. Я приготовилась, ожидая, что сейчас меня унесет какой-нибудь жуткий дух.

Дух, наверное, не смердел бы так сильно.

Ко мне величавой походкой подобралась Конгениальность. Остановилась, склонила голову набок, рассматривая меня. В птичьих глазах не отражалось эмоций, но я готова была поклясться, что смотрела она почти осуждающе.

А этого я точно не собиралась терпеть от птицы, которая бросила меня, потому что погналась за сраной индейкой.

– Сэл!!!

Голос звучал издалека. Фигуру окутывали тени. Но я знала его походку, бодрый шаг человека, который не боится выглядеть недостойно. Он вынырнул из пелены, размахивая руками; на его лице, измазанном грязью и потом, отражалась тревога.

Кэврик все-таки остался.

– Отыскал… птицу… – Он затормозил, хрипло дыша, и указал на Конгениальность. – Не смог найти тебя… и Лиетт. Вепрь исчез… последовал за птицей. Не знаю, что стряслось. – Он уставился на огромную рану в моем боку. – Ох, чтоб меня. А что стряслось?!

Я посмотрела на Кэврика. Улыбнулась.

И рухнула на него.

37 Алый Путь

Знаю, что ты думаешь.

«Ей-богу, она постоянно вся в ранах, нужно же носить доспех!»

И на это у меня два ответа.

Первый: иди-ка на хер, я выгляжу феерически.

А второй?