Семь клинков во мраке

Я с трудом могла разглядеть лицо Враки. Его глаза были широко раскрыты, и в них ярко полыхал свет. Вдруг лицо озарилось широкой улыбкой. Над головой, словно отвечая ему, ореол света начал извиваться и содрогаться, как любовник, изнемогающий от желанного шепота. Засиял ярче, освещая небо фиолетовым солнцем. Стон превратился в пронзительную, отдающуюся эхом песню, перекрывающую шум ветра и мое хриплое дыхание. За светом виднелась разрастающаяся огромная тень, спускающаяся издалека, и Враки тянулся к ней. Его губы едва заметно раскрылись в счастливом «да».

А потом я все разрушила. Оглушительно грохнуло Разногласие. На миг воцарилась тишина, а потом все разверзлось. Он вовремя вскинул взгляд, чтобы увидеть, как я нажимаю на курок. Поднял руку. Воздух замерцал, Враки попытался выставить щит. Он мог спасти его от грязной смерти. Но не мог спасти от второго выстрела. Разногласие ударило в него с таким грохотом, что заглушило даже великую песнь портала. Враки с воплем отлетел прочь и упал в грязь. С трудом поднялся на колени. Умирающий свет упал на него, озаряя.

Ореол света содрогнулся. По его поверхности, как трещины по зеркалу, прошли трещины – широкие черные шрамы. Песня завибрировала, прерываясь, словно певец был в замешательстве. А потом он закричал, отчаянно и страшно. Свет из фиолетового стал агрессивно-малиновым.

– Нет, – выдохнул он. – Нет, нет.

Он с трудом поднялся на ноги и, спотыкаясь, двинулся к свету, протягивая руку, желая спасти.

– Подожди! Я иду! Я могу все исправить. Я помогу…

Я почти обиделась, что он меня не замечал. До тех пор, пока я не разбила ему Какофонией нос. Он с криком упал, а когда снова поднялся, мой револьвер смотрел ему в лицо.

– Сэл, – прошептал он, – что ты наделала?

Я часто представляла себе, что почувствую, когда убью его. Иногда я думала, что буду смеяться и танцевать на его трупе. Иногда мне казалось, что просто буду широко улыбаться, глядя, как гаснет свет в его глазах. А иногда думала, что буду просто сидеть рядом, уставившись на него остекленевшим взглядом.

Не знаю почему, но теперь мне хотелось плакать.

– Ты же не всерьез, – сказала я. – Спустя столько времени, все эти годы, ты это мне говоришь?

– Я все еще могу сохранить, – он вскочил и похромал в сторону света. – Ему больно, но я могу его спасти. Я принял все меры предосторожности…

Я толкнула его в плечо обратно на землю. Он даже не сопротивлялся. Такой легкий, упал, как маленький ребенок. Я направила револьвер ему в лицо, но он даже не заметил. Его глаза были обращены к порталу, он пронзительно кричал.

– Неужели ты не слышишь? – забормотал он. – Он говорит со мной. Предыдущий был слишком непокорным, слишком злым. Но теперь, теперь все получится.

Его голос дрожал, он едва не плакал.

– Мы спасем Империум.

Где злорадный смех? Где проклятия? Где просьбы, мольбы, сожаление, сопротивление? Хоть что-нибудь? Я не узнавала это растрепанное существо, этот хныкающий голос, отчаянный взгляд заблудившегося во тьме человека.

– Она сама его послала, – сказал он. – Я говорил с ней. Он должен быть идеальным. Никакого обмена на сей раз.

Он потряс головой.

– Это дар, ее любимый сын. Его надо встретить. – Он снова поднялся. – Я должен ему помочь.

Я загородила ему путь. Подняла револьвер. Никак не могла понять, почему дрожит рука, почему перехватывает горло.

– Ты останешься здесь, – прорычала я. – И будешь смотреть мне в глаза, когда я убью тебя.

И он услышал. Он оторвал взгляд от портала и посмотрел мне в глаза. А я в его.

В них не было ничего, кроме пустоты.

Последнее оскорбление. Последний шрам, полученный от него. После стольких лет преследования я была готова убить Вракилайта, Враки Врата, последнее Дарование Империума, создателя Заговора против Короны, человека, отобравшего у меня небо…

А он был слишком безумен, чтобы понять это. Я его ударила.

Даже не знаю, как это вышло. Не почувствовала, что рука дернулась. Просто ощутила напряжение, и Какофония ударил его в лицо. Он отшатнулся, заливаясь кровью. Посмотрел на меня с недоумением, не понимая, что произошло.

Я ударила снова.

На этот раз я почувствовала. Не движение руки, не сокращение мускулов, не тяжесть револьвера. Что-то горячее в глазах. Твердое между зубов. Почувствовала, как что-то проникает в холод внутри меня и извивается.

И я снова ударила.

– Я должен закончить заклинание. – Он отшатнулся, попытался обойти меня. – Должен закончить. Я…

Я ударила. Хрустнула кость. Он упал на колено, попытался встать.

– Столько сил потрачено, столько времени. Она сама сказала мне, что я должен сделать…

Я ударила его, брызнула кровь. Он стонал сквозь выбитые зубы.

– Пожалуйста, пожалуйста. Это единственный способ. Я должен сделать это для нее. Она доверилась мне…

Я продолжала бить его.

Пока не онемела рука. Пока кровь не покинула мое тело. Пока не осталось ничего, кроме как поднять револьвер к тому, во что превратилось его лицо. Он посмотрел на меня. И даже тогда, с пустыми глазами, Враки прошептал:

– Нет.