Семь клинков во мраке

– Никому не уйти от Сэл Какофонии.

Раздался звук выстрелов. На бедре командира раскрылся красный цветок. С криком он упал, остальные солдаты тут же склонились к нему, отвернувшись от Сэл с дымящимся стволом и от воен-губернатора, которую она ухватила за плечо и швырнула к ним. С криком Третта врезалась в солдат и рухнула на пол. Один из солдат отскочил, наткнулся на Вдохновляющего и повалил его тоже. Он мельком глянул, увидел, как Сэл сунула руку в сумку, вытащила патрон и Какофонию из-за пояса. На патроне были надписи, он такие уже видел. Чары. И какие же?

А, верно.

Мир взорвался яркой вспышкой.

Солнцесвет.

Солдаты кричали он нестерпимо яркого света, ударившего по глазам. По звукам он понял, что они толкались и боролись. Он не видел наверняка. Зрение целиком затопил белый свет. Тяжело дыша, он нащупал лестницу и протянул руку, пытаясь отыскать ступеньку.

А отыскал чужую руку в перчатке. Зрение прояснилось ровно настолько, чтобы увидеть ее ухмылку.

– Ты же не думал, что я про тебя забуду, правда? – спросила Сэл Какофония, поднимая своего тезку над головой, а затем нацеливая револьвер ему в голову.

И пронзительная белизна стала темнотой.

62 Шрам

Стоя на холме, Сэл смотрела на горящий город Высокой Башни и размышляла, сколько раз она еще увидит подобный пейзаж. Даже отсюда, с далекой окраины, еще можно было рассмотреть огни. Огромные столбы пламени поднимались, извиваясь, в предрассветное небо. Из них вырывались сытые дымные вздохи, когда они объедались деревом и известью.

Сколько построек потеряно в огне? Было б интересно узнать. Сколько домов? А лавок? Пламя умрет или будет распространяться дальше, пока не пожрет все?

– Они были пусты.

Его голос звучал более устало, чем обычно, дыхание тяжелее, но она все равно его узнала. И хотя мужчина, стоявший позади, был одет в грязное коричневое пальто, зарос щетиной вместо прошлого синего мундира и чисто выбритого лица, Сэл узнала Кэврика.

– Один – оружейная, – он указал на столб пламени, потом на второй, – другой – заброшенная тюрьма. Как только казни вошли в обиход, от нее отказались.

Он опустил руку, засмотрелся на пирующий огонь.

Сэл фыркнула.

– Это поэтому так долго?

– Это были последние Праведные Огни. Я должен был быть осторожен. – Кэврик посмотрел на нее усталым взглядом. – Я мог бы и не делать этого, ты же знаешь.

Она кивнула. То, что он был единственным выжившим синим мундиром после Нижеграда, – большая удача. И совсем маленький шанс, что он выслушает ее после всего случившегося и согласится на этот план.

В конце концов, не очень-то разумно намеренно позволить взять себя под стражу революционерам. Они могли застрелить ее, как только она сдалась. Третта могла потерять самообладание и застрелить ее в любой момент. Ну правда же, была еще сотня вариантов, где что-то могло пойти не так, восемьдесят процентов из которых закончились бы ее мозгами на полу. Сэл до сих пор с трудом понимала, как Кэврик согласился на такое.

– Кто-нибудь… – спросил он до того, как сообразил, что боится услышать ответ. – То есть ты кого-нибудь…

– Пришлось стрелять, да. – Увидев его широко раскрывшиеся глаза, она вздохнула. – В ногу. Никто не погиб.

Он тихо и устало выдохнул.

– Значит, теперь они знают?

Он внимательно ее разглядывал. Усталость отступила, обнажив искру того страха, гнева и страсти, какие были ей знакомы по проведенному вместе времени.

– Они знают, что со мной случилось? – спросил Кэврик.

Тогда он выглядел революционером.

Сэл потрясла головой.

– Я сказала, что ты исчез. Вероятно, мертв. Не думаю, что они продолжат тебя искать.

Искра погасла. Пыл, который вел его всю военную жизнь, пропал, погребенный под чем-то тяжелым. Не равнодушием, отметила Сэл, беспокойство все еще светилось в этих глазах, но революционное рвение и сомнения простого человека пропали. Обернувшись еще одной грязной душой из Шрама.

– Мне спросить, почему? – поинтересовалась она.

– Не стоит. – Он помолчал, потом прикрыл глаза и снова вздохнул. – Но ты же все равно спросишь, да?

– Определенно думаю об этом.

– Я с рождения революционер, – произнес Кэврик. – Видел одни и те же оперы, слышал одни и те же призывы, ходит в те же школы, что и все остальные. И долгое время я считал точно так же, как и все, что мы здесь для того, чтобы помогать людям, делать мир лучше. – Его губы горько искривились. – А потом был Последнесвет. За ним Нижеград. И потом ты.

Сэл отвернулась, посмотрела на огни.

– Я не собираюсь извиняться за все, что сделала.

– Я и не прошу, – отозвался Кэврик. – Ты просто показала мне, что можно сделать самую большую пушку, насыпать самую высокую гору трупов и… люди все равно будут страдать. Потому что будут такие, как ты.

– То есть убийцы.

– То есть люди, которые не слушаются, – сказал он. – Те, кто знает правила каждого города, но ведет себя так, словно их нет. Ты не убийца, Сэл. Да, ты убиваешь людей, но это не одно и то же. Ты просто…

Он вздохнул.

– Ты можешь разрушить самое дерьмовое дерьмо этого мира. Но кто-то же должен построить что-то лучшее на его месте.

После долгого молчания он снова заговорил.