Семь корон зверя

Занятия многих членов семьи лежали вне дома, что было нормально и естественно. В то же время Фома, человек неординарный и изрядно образованный, имел какие-то странные занятия в подвале за глухой железной дверью. Тата позже объяснила, что этот странноватый, но, в общем, благодушный человечек – дипломированный химик и к тому же талантливый, и в бункере под домом у него лаборатория. Но трудился в этой подпольной лаборатории Фома исключительно один и, судя по всему, никаких связей с ученым миром не имел. По крайней мере к нему никто не приходил и сам Фома большого дома не покидал. Так что о непосредственном общении с коллегами-химиками речи не было. Маша же, последний год вращаясь в атмосфере академической, научную работу, практическую или теоретическую, представляла себе несколько иначе. Вряд ли кто-то в наши дни, по ее твердому убеждению, может серьезно заниматься серьезными же исследованиями в одиночку. Наука есть дело коллективное. Фома же представлял собой полную автономию, разве если только не занимался чем-то совершенно противозаконным. Но чем? Изготовлением наркотиков? Маша отвергла эту мысль, как совершенно нелепую. Во-первых, для крупномасштабного производства такого рода усилий одного человека явно недостаточно, а во-вторых, нужно какое-никакое, но сырье. Однако никто из домашних или посторонних Фоме ничего похожего не приносил, а из его лаборатории ничего не выносилось. Фома копался в своем подвале в гордом и полном одиночестве, и результат его трудов для Маши был неведом, если он, то есть результат, вообще был. В конце концов Машенька стала считать этого безобидного, разговорчивого пухлячка законченным горе-неудачником, в пику коллегам колдующим над ретортами рецепт эликсира бессмертия, вечного родственника вечного двигателя, в надежде когда-нибудь удивить мир. А добрый дядя Ян из родственного сочувствия оплачивает его изыскания, благо есть чем.

Не меньшее недоумение вызывала и Ирена. Причем недоумение это было двоякого рода. То, что эта уверенная и полностью самостоятельная дама проживает по большей части где-то в городе, как раз казалось Маше абсолютно в порядке вещей. Но другие члены семьи, похоже, придерживались совсем другого мнения. Хотя зачем Мише, преуспевающему адвокату и к тому же женатому, держаться упорно за дядюшкину юбку или, точнее, брюки, было непонятно. Однако ни его семья, ни Максим с Сашком и в мыслях не имели разъехаться и зажить своим домом. Ладно еще Фома и его жена, которые без поддержки Янека, возможно, просто пропали бы! Или холостой Стас, не говоря уже о Тате, которым удобно проживать в благоустроенном и богатом доме. Но зачем это нужно остальным, было для Машеньки неразрешимой загадкой.

Из редких замечаний Риты, Мишиной жены, с которой у Машеньки возникла приятная и необременительная дружба, выходило, что раньше Ирена также проживала вместе со всеми в большом доме и даже имела собственное крыло на втором этаже. О причинах ее переезда Рита решительно умалчивала, а у Маши недоставало нахальства для напористых расспросов. Кроме Риты, и вовсе никто в доме не желал затрагивать тему Ирены. А Тата, та просто невежливо обрывала робкое Машино любопытство репликами вроде: «Оно тебе надо?» или «Не тронь дерьмо – вонять не будет!» Лера по этому поводу и вовсе молчала и делала вид, что не слышит, так что обсуждать Ирену с ней было бесполезно. Хотя именно Лера недолюбливала энергичную свою родственницу совершенно открыто, возможно, в силу диаметральной противоположности их характеров. Но может, как раз неприязнь и вызванная ею предвзятость мешали Лере высказываться в адрес Ирены. Можно было, конечно, о прошлом существовании Ирены в большом доме и ее отъезде спросить непосредственно у Янека, но Машеньке отчего-то именно этого вопроса своему любимому задавать не хотелось. Нежелание было инстинктивным и безотчетным. В каком-нибудь ином случае Маша могла бы предположить существование между Иреной и хозяином дома прошлой любовной интрижки, ведь были же у ее Янека какие-то привязанности до Машиного появления. Но Ирена тоже была близким его родственником, то ли двоюродной сестрой, то ли сводной. А такого святотатственного и противоестественного союза со стороны Янека Маша не могла и вообразить. Одно было ясно: Ирена своим переездом недовольна и считает Машу отчасти в этом виновной.