Семь лет в «Крестах»: Тюрьма глазами психиатра

А чем мечта о свободе отличается от остальных мечт? В первую очередь своей иллюзорной реальностью, пониманием, что это такое. В тюрьме становится ясно, что свобода – она там, за забором. Но не дай бог там оказаться. Это смертельная скука – нести ответственность за самого себя.

В заключении никто не несет ответственности. За контингент отвечают сотрудники, за сотрудников – начальство, за начальство – высокое начальство. Это очень удобно и понятно. Всегда есть виноватый, всегда есть на кого свалить вину.

Мечта об абстрактном не дает результата, она стирается, становится все менее понятной. Потом жена, дети, работа до шести и футбол по телевизору. А еще и ипотека. Здесь же – ты знаешь, хоть и примерно, когда и что тебя ждет, «кто меня там встретит, кто меня обнимет и какие песни мне споют»[7].

А самое забавное в этих рассуждениях – все всё прекрасно понимают. И играют по этим правилам. За редким-редким исключением. Например, однажды один арестант сумел выкрасть ключ у режимника и открыть около десяти камер, пока руководство не опомнилось и не задержало этого чудака. Развлечение продолжалось около часа. И за это время никто, ни один человек не вышел из открытой камеры. Я уверен, если бы у них были ключи, они бы заперлись изнутри. И все потому, что за пределами камеры ты уже несешь за себя ответственность, а пять минут свободы никому не нужны. Всем нужна мечта о свободе, и не более того.

Я сознательно не говорю о ПЖ – пожизненно заключенных. Там события развиваются интереснее и несколько иначе. Но даже они имеют свет в глазах – у них тоже есть мечта!

Любая мечта, а особенно мечта о свободе, неразрывно связана с ожиданием.

Ожидание. Почему выделяют только пять чувств? Осязание, обоняние, вкус и еще что-то там. А как же ожидание? По-моему, одно из важнейших чувств для человечества – это чувство ожидания события, которое может и не произойти. Никогда. Или сразу. Какая разница? Все полнятся представлениями, надеждами – как оно будет?

Тюрьма и ожидание неразделимы. Любой преступник оставляет следы. Или нет. Но он всегда ждет – а схватят? Докажут? А оказавшись в застенке, сразу снова начинает ждать – когда обратно.

Один человек освободился в пятницу (в четверг я его консультировал в колонии), в тот же день украл на ближайшем вокзале кошелек, и в понедельник я его принимал в СИЗО. Он, по обыкновению, жаловался на произвол полиции, говорил, что его подставили и так далее. Но он приобрел самое главное – возможность ждать свободу. Свобода как таковая его не интересовала – он не знал, что с ней делать. Вообще не знал.

Как и многие люди совершенно не представляют, что делать с мечтой, если вдруг она реализуется. Это интересная проблема – сбывшиеся мечты. «А сбывшимися сказки не бывают»[8]. Большинство после подобного теряют всякое представление о смысле, грустят, спиваются и творят прочие бесчинства.

Тюрьма дает самое главное – возможность лелеять мечту, желать, трепетать… У людей, ранее отличавшихся молчаливостью, сухостью, черствостью, в тюрьме появляется замечательная гамма эмоций.

Знакомство с Пиночетом

Врач. Коллега, который покорил меня с первых дней работы, который произвел на меня крайне неоднозначное впечатление.

В первый раз он показался весьма занятным и бесполезно болтливым. Но впоследствии, вспоминая разговор, который произошел во время «собеседования», я понял, как много концентрированной информации я получил лишь за один короткий диалог. Попутно он задавал вроде бы ничего не значащие вопросы, которые по факту были частью его виртуозной диагностики.

«Врач с сорокалетним стажем», – представился он. Это была исчерпывающая самохарактеристика. И дальше: «Когда я был маленький, я оказался в спецбольнице. У меня принцип – работать рядом с Финляндским вокзалом». Свою карьеру он начал обычным врачом в спецбольнице, которая сейчас называется СПбПБСТИН – Санкт-Петербургская психиатрическая больница специализированного типа с интенсивным наблюдением. Это место, где проходят лечение пациенты, освобожденные от уголовной ответственности и имеющие достаточно серьезный диагноз, в связи с чем им и назначается лечение с интенсивным наблюдением. Но вскоре он перевелся в СИЗО «Кресты», где прошел путь от простого врача до главного врача тюремной больницы. Далее его карьера носила горизонтальный характер. Он стал главврачом ЛТП (лечебно-трудовой профилакторий – место, где в советское время по решению суда проводилось принудительное лечение в связи с алкоголизмом или (реже) наркоманией). С распадом Союза развалились и ЛТП, зато перестало хватать места в единственном на тот момент СИЗО «Кресты», и, когда на улице Лебедева открыли новый изолятор, он перешел туда, все так же в должности главврача. С наступлением пенсионного возраста он вернулся в спецбольницу на должность заведующего одним из отделений. И последним местом его работы снова стали «Кресты», но уже в качестве обычного врача.