Семь лет за колючей проволокой

Удар был сильным и коварным — прямо в переносицу. В глазах ярко вспыхнули тысячи ярких звездочек, да ещё заныл и затылок. Оказывается, после удара кружкой я дёрнулся головой и ударился затылком о бетонную стену. И почти тут же на меня посыпались удары кулаками с разных сторон. Понимая, что нужно удержаться на скамейке, а не то просто забьют ногами, я стал размахивать своим грозным оружием. То там, то здесь раздавался вскрик, оповещавший, что и мои удары иногда достигали цели.

Показалось, что противостояние длилось долго, но наконец я потерял сознание и очнулся, когда кто-то шлепал меня по щекам. Всё ещё находясь в драчливом состоянии, я едва не продолжил защищаться, но вовремя открыл глаза — надо мною склонился узкоглазый вертухай.

— Чито случилося? — с очень сильным казахским акцентом спросил он.

— Ничего, со скамейки упал! — ответил я и инстинктивно взглянул на свой вещмешок, вокруг которого лежали истерзанные куски мыла, истоптанный рабочий костюм, телогрейка, а в мешке чуть позднее удалось обнаружить толстую тетрадь, в которой, если вы не забыли, мною были затарены (то есть спрятаны) деньги, остальное разобрали по мешкам мои противники.

— Однако смотри, читобы голова в другой раз совсем не потерялась, коды снова со скамьи падать будешь! — недобро усмехнулся казах-вертухай и вышел из камеры.

— Что, нашли с кем справиться? — громко спросил я. — С инвалидом! А ты, говнюк, что говорил? — спросил я того бугая, который подходил ко мне первым. — Да кто же ты после этого? — И тут увидел, как он прячет в свой мешок мои кожаные сапоги. — Фуфлыжник ты, вот кто!

— Чё ты сказал, кусок дерьма? — окрысился тот и двинулся на меня.

— Ага, давай подходи быстрее, я тебе зубы посчитаю! — процедил я, крепко обхватив костыль «рабочей» рукой.

Думаю, что и на этот раз получил бы я по полной программе, слишком уж здоров был этот подонок, если бы неожиданно, но спасительно для меня не распахнулась дверь камеры и внутрь не вошли двое: капитан со списком в руках и казах-вертухай.

— Внимание, зэки! Чью фамилию назову, тот выходит из камеры с вещами! — громко объявил капитан.

К счастью, я оказался в списке, но когда ковылял на своём костыле к выходу, то не удержался и бросил на всю камеру, не скрывая угрозы:

— Смотрите, земля круглая: ещё встретимся, и тогда не взыщите… Бля буду, не взыщите!..

Нас набралось более трёх десятков человек, да ещё каждый с внушительным вещмешком, а «Чёрная Мару-ся» почему-то оказалась в единственном экземпляре.

Можете себе представить, как нас напихивали в нее, если машина рассчитана на восемнадцать, от силы двадцать человек!

Не вдаваясь в излишние подробности, замечу, что по приезде на место одного пожилого мужика сразу понесли в санчасть, но опоздали — умер от сердечной недостаточности…

Вот так порой халатность какого-то человека или желание сэкономить, причём за чужой счёт, приводит к тому, что кто-то теряет свою жизнь.

Как всё пошло и противно…

Глава 15 «Москвач» и в Африке «москвач»

Свобода столько радости приносит!
Тюрьма — отбирает покой!
Но сердце поневоле счастья просит
И рвётся из груди домой…

Как ни странно, но угроза моя оказалась пророческой: одним этапом со мной выдернули и того, кого я обозвал фуфлыжником. Он держался нагло, нет-нет да и показывал мне устрашающие знаки: то проведёт ребром ладони по горлу, то пальцем в горло ткнёт, то угрожающе зубами застучит. Я понимал, что из-за моего физического состояния не смогу с ним справиться.

Поэтому, если никто из других зэков не видел этих угроз, я старался не обращать на них внимания, но если кто-то замечал, то моя реакция была вполне определенной — отвечал ему известным международным жестом типа: «А ху-ху ни хо-хо?» И это особенно его злило, но, оставшись без силовой поддержки, он явно осторожничал.

Через несколько часов нас действительно привезли на «пятёрку» и поселили на неделю в карантинный барак. Это делается для того, чтобы санчасть смогла вычленить больных открытой формой туберкулеза и поместить их в особый туберкулёзный барак, имеющийся на зоне и абсолютно изолированный от других бараков. У туберкулёзников был свой режим содержания, и никто из них не имел права выходить за пределы локального участка.

Однако эти элементарные меры предосторожности не могли наглухо перекрыть общение туберкулёзных больных и здоровых: одна кухня, одна баня, одна, извините за необходимые подробности, канализационная система. И ни для кого не было секретом, что процент заболеваемости туберкулёзом на «пятёрке» был одним из самых высоких из всех зон бывшего Советского Союза.

Завхозом карантинного барака по стечению обстоятельств оказался мой земляк по прозвищу Лиса. Он был евреем-полукровкой, довольно симпатичным внешне, черноволосым и очень дерзким по натуре парнем — мог взорваться по пустяку и наброситься даже на человека сильнее его.