Этим вопросом майор пытался подловить меня: отказ от работы — серьёзное правонарушение «за колючкой», которое карается пятнадцатью сутками ШИЗО.
— Я НЕ отказываюсь от работы, я отказываюсь от тяжёлой работы, согласно медицинскому заключению, — тщательно выговаривая каждое слово, пояснил я.
Но майор уже ничего не хотел слушать — он упивался своей властью. Он КАЙФОВАЛ от этого ощущения, как наркоман от хорошей дозы. Зам по режиму относился к той категории «тихих» людишек, которые при определённом стечении обстоятельств становятся самыми изощрёнными маньяками-садистами, истязающими своих жертв ради собственного удовольствия.
— За отказ от работы наказываю вас пятнадцатью сутками ШИЗО, — с садистской улыбкой проговорил он и добавил: — Так что теперь вам ещё год не видать досрочного освобождения.
По существующему положению осуждённый по тяжёлой статье (к каковой относилась и та, по которой чалился я), отбывший две трети срока, мог рассчитывать на условно досрочное освобождение. При условии «хорошего поведения в местах отбывания срока наказания». Если имеется нарушение, то оно может быть либо снято «Хозяином» колонии, либо осуждённому нужно отсидеть ещё один год без нарушений.
— Так вот чего вы добиваетесь, гражданин Начальник. — Я рассмеялся ему в лицо. — Да ваша ментовская подачка мне поперёк горла бы встала… — Меня уже «понесло». — Так что я с большим удовольствием отправлюсь в ШИЗО и дождусь момента, когда вы ещё пожалеете о столь неразумном шаге!
— На вахту! — Он так разозлился, что, выкрикивая, пустил «петуха», отчего ещё больше взвился: — Вон! На вахту! Я сгною тебя в ШИЗО!
— «Попытка не пытка, товарищ Берия!» — сказал я с акцентом Великого кормчего и вышел из кабинета, не давая майору поупражняться в своих угрозах, которые были слышны даже на первом этаже.
На вахте дежурным ДПНК по зоне был Замполит…
Увидев меня, спросил:
— Чем вы, Доценко, довели майора, что он даже разговаривать не захотел со мной, когда я попытался вступиться за вас? Вы что, действительно отказались от работы?
— Даже и не знаю, гражданин Начальник, — пожал я плечами. — Я отказался от ТЯЖЁЛОЙ работы…
— С каких пор работа завхоза стала тяжёлой?
— С тех пор, когда завхоза заставляют вкалывать на пилораме.
— Теперь понятно, — вздохнул Замполит. — Придётся потерпеть, пока полковник не вернётся… Я, к сожалению, здесь бессилен, — виновато пояснил он.
— Не переживайте, гражданин Замполит, всё будет нормально, — подбодрил я и попросил: — Если нетрудно, посадите меня во вторую камеру…
Во второй камере, как правило, сидели «шерстяные» и «отрицалово», потому Замполит удивлённо вскинул глаза.
— Во вторую? — Вероятно, подумал, что ослышался.
— Всё верно, во вторую, — повторил я и добавил: — Так надо!..
Дело в том, что по пути на вахту я заглянул к Алику-Зверю и сообщил о полученной «пятнашке».
— Жаль, что Бык не завалил тогда эту мразь… — чертыхнулся он. — Постарайся попасть во вторую камеру, и всё будет ништяк. Если не удастся, придумаю что-нибудь. Ничего не даю с собой: смена сейчас там говняная… сменится — закину грев через шныря…
— А кто там сидит?
— Пашка-Стилет, правильный пацан…
— Ну, смотрите… — пожал плечами Замполит. — Пошли…
Видимо Алик-Зверь, пока мы разговаривали с Замполитом, успел цынкануть обо мне в ШИЗО — не успел я войти во вторую камеру, как седоватый зэк лет пятидесяти дружелюбно сказал:
— Со свиданьицем, Режиссёр, проходи, садись, — указал он на место рядом с собой. — Меня обзывают Пашка-Стилет…
«Ничего себе пацан!» — усмехнулся я.
Кроме него в камере находились ещё двое. Один — молодой паренёк из Белоруссии, который откликался на погоняло «Кот». Я его часто видел рядом с Аликом-Зверем. Второй — Василий, лет тридцати пяти, недавно пришедший этапом и принёсший с собой двенадцать лет за убийство.
— Пашка-Стилет? — переспросил я.
— Или Пашка-Художник…
— Почти коллеги, — подхватил я.
— Я рисую стилетом, — пояснил он. — А ты? — Павел дружески подмигнул.
— Я вообще рисовать не умею, — в тон ему ответил я.
— И хорошо, — кивнул он, и я не понял: хорошо, что не умею рисовать, или хорошо, что не умею рисовать стилетом? — Курить будешь? — спокойно спросил он.
Алик-Зверь знал, о чём говорил: во второй раз я находился в ШИЗО с удовольствием и в относительном комфорте. Да, спали мы на голом полу, подкладывая тапочки под голову, но в остальном было не хуже, если не лучше, чем в зоне. Трижды в день нам закидывали мясо в камеру, чифирили до тошноты, сигарет кури — не хочу. Поначалу они с удовольствием слушали мои киношные истории, но потом, получив в моём лице благодарного слушателя, стали рассказывать истории из своей жизни. Позднее некоторые из них вошли в мои книги.
Не буду утомлять вас этими историями, вкратце расскажу лишь одну, которую услышал от Василия.