Семь месяцев бесконечности

Несмотря на более поздний выход, вследствие чего мы шли только восемь часов, нам удалось преодолеть 23,8 мили и пересечь 87-ю параллель. По сообщению Крике на вечерней радиосвязи, самолет ДС-6 готовился завтра вылететь на холмы Патриот. Крике и Лоран с ребятами собирались лететь на нем в базовый лагерь, а затем оттуда — уже на Южный полюс. Чтобы хорошо подготовиться к съемке, Лоран намеревался попасть на Полюс дня за два до нашего прихода туда. Вместе с ребятами на Полюс собирались прилететь Мустафа и Ибрагим. Интересно, что Ибрагим отказался покинуть холмы Патриот вместе с журналистами и остался в базовом лагере чтобы продолжить тренировки на лыжах. Более похожий на настоящего мусульманина Мустафа предпочел провести это время на солнышке в Пунта-Аренасе, несмотря на всю очевидную опасность повторного использования самолета ДС-6. Вообще Мустафа по-восточному спокойно и мудро относился ко всем передрягам с этим аэропланом. Вот что рассказал мне в базовом лагере Джон Стетсон. Когда самолет со всеми журналистами, экспедицией Месснера и двумя арабами на борту в восьмой (!) раз повернул обратно, не справившись с сильным встречным ветром, то среди всеобщего раздражения и уныния, царивших на борту, один лишь Мустафа сохранял спокойствие; более того, он, пав на колени в проходе, стал в очередной раз молиться Аллаху. Месснер, состояние которого можно было легко представить, заметив это, раздраженно бросил Мустафе: «Брось ты это пустое занятие, видишь же, что твой Аллах бессилен заставить летать эту развалину!» На это Мустафа, смиренно воздев глаза к тонкой, обшарпанной перегородке потолка, отделяющего его от всемогущего Аллаха, заметил: «Возможно, Аллах и бессилен заставить этот самолет лететь в нужном направлении, но вот уже в восьмой раз именно он сохраняет наши жизни», — и продолжил молитву.

Постепенно все наши мысли снова начала занимать предстоящая встреча с Полюсом. Нас совершенно не пугало ожидавшееся там нашествие прессы и телевидения. Мы надеялись хорошо отдохнуть на станции, познакомиться с американскими полярниками, принять настоящий душ, посидеть в баре, словом, сделать глубокий глоток из Чаши Цивилизации перед второй половиной нашего маршрута. Засели писать письма, устроив своеобразное соревнование. Этьенн писал в основном короткие и деловые, я же — длинные и обстоятельные. Мы хотели передать их с Лораном, который после съемок на Полюсе улетит домой в Париж, а оттуда перешлет их по адресу. Итак, зная расстояние от Парижа до Ленинграда, я мог рассчитывать, что письма придут домой в середине февраля, если Лоран опустит их в почтовый ящик перед Новым годом.

Купола, купола, сколько их еще осталось до Полюса.

Кажется, что каждый из них должен быть последним и за ним должно обязательно открыться что-то новое, но за ним был только завтрашний, похожий на предыдущий бесконечный день в мире белого безмолвия… Прошли 24 мили.

4 декабря, понедельник, сто тридцать первый день.

Трудный день сегодня. Ледяные острые гребни хаотично и часто расположенных застругов заставили ребят снять лыжи. Я, правда, еще держался, однако чувствовал, что мне это начинает порядком надоедать. Когда же кончатся эти заструги?! Все-таки мы подходили уже к 88-й параллели и шли по плато, для которого, насколько я себе представлял, такой рельеф абсолютно не характерен. Однако похоже, что здесь, в этой экспедиции, мой такой, казалось, богатый опыт, накопленный в многочисленных предшествующих экспедициях, не срабатывал. Для этой экспедиции характерна полная откровенность и предельная обнаженность наших отношений с антарктической природой, доселе мне недоступной. Разумеется, я видел, знал и мог предположить, какой именно рельеф поверхности мог быть в том или ином районе Антарктиды, считая себя при этом специалистом и знатоком в этой области, но сейчас, делая замысловатые па на какой-нибудь очередной ледяной и острой вершине заструга, я очень отчетливо, каждой клеточкой, понимал то, как далек я был от настоящей Антарктиды…