Но в шестнадцать я была в пяти годах от возраста, когда я могла получить храм семьи. Теперь храмом будет владеть мама. Мама не любила то место, и отец ясно дал понять, что ему надоело быть одним из главных жертвователей храма Фуджикава. Я не знала, выживет ли храм без его поддержки.
Кто поможет мне очистить храм? Кто поможет мне горевать по мертвым, найти деньги для восстановления зданий и новых жрецов? Не мои родители. И я оставила учебники и тетради в кабинете, так что я даже не смогу подготовиться к контрольной в понедельник. Смерть дедушки могла дать мне пару дней скорби, но как объяснить учителям, что один из Трех великих зол мог появиться в ее дворе через месяц?
Короткий ответ: никак.
— Эй, — Широ отвлек меня от мыслей. — Я рядом, хорошо?
— Прости, — я вытерла слезы с лица рукавом. — Я тебя смущаю.
— Нет, — мягко сказал Широ. — Фуджикава-сан заслуживает, чтобы его оплакивали.
— Это точно… но не на публике, — я издала мрачный смешок. — Я не хочу, чтобы кому-то в поезде было неудобно.
— Не бойся, — Широ привстал на месте, огляделся в вагоне. — Никто не сидит рядом, никто не слушает.
— Тогда я не хочу, чтобы тебе было неудобно.
— И тут не переживай, — Широ посмотрел на женщину, идущую по ряду между сидений с тележкой с едой. — Но с горем проще справляться на полный желудок, а в тележке есть экибен. Ты голодна?
От мысли о еде желудок сжался.
— Нет.
— Мы с тобой в бегах, кстати, — Широ помахал рукой женщине с тележкой. — Ёкаи Ронина могут последовать за нами в Токио. Может, нам придется избегать полиции, все зависит от того, прикроют ли тебя родители. Ешь, когда можешь. Не важно, голодна ли ты. Ешь.
— Звучит так, словно ты уже так делал, — сказала я.
— Как-то так, — ответил он. Он смотрел вдаль, словно он смотрел сквозь время на воспоминание, от которого все еще было больно.
Я не успела попросить объяснения, женщина приблизилась с тележкой с едой. Она слабо поклонилась нам. Мы заказали несколько экибенов — бенто для путешественников в поезде. Я выбрала экибен с красиво уложенным рисом, поджаренным лососем, омлетом тамагояки и овощами. Розовые и белые цветы из тофу украшали еду, делая ее почти милой. Почти. Каждая часть блюда была в своем отделении, красиво разложенная по местам. Я хотела, чтобы моя жизнь стала понятнее.
Я сняла деревянную крышку экибена, ощутила запах риса и уксуса, желудок заурчал. Я не ела с обеда.
— Итадакимас, — сказал Широ, улыбаясь мне. Обычно так всегда говорили перед принятием пищи. Он сложил ладони и поклонился над едой. Нормальное поведение утешало меня. Ритуалы и милые цветы из тофу не исцелят потерю дедушки или храма, но они немного притупят боль.
— Итадакимас, — я не смогла улыбнуться в ответ, но была благодарна.
Мы ели в тишине, слушали гул поезда, несущегося к Токио. Время близилось к девяти вечера, и было не удивительно, что поезд был почти пустым — мы прибудем в Токио после полуночи. Широ сказал, что его мама была «активнее ночью», что бы это ни значило.
— Скажи-ка, — сказала я, поймав палочками кусочек тофу, пытаясь решить, была ли я еще голодна. — Почему ёкаи думали, что осколок Кусанаги спрятан в храме Фуджикава? Это часть императорской регалии, она принадлежит императору, и я думала, что она хранилась в храме Ацута в Нагое, — Я не знала, что меч был разбит, начнем с этого. В историях об этом не говорится.
Широ поймал палочками кусочек осьминога.
— Меч в Нагое — подделка.
— Что? — сказала я.
Он бросил осьминога в рот и жевал, думая.
— В первом веке был император по имени…
— Суджин, знаю, — сказала я. — Потому что императорская регалия дает власть императорам, Суджин сделал копии, чтобы защитить оригиналы. Один набор копий был выброшен в море, когда клан Тайра проиграл в бою Дан-но-ура. Еще один был украден в пятом веке корейским монахом, так говорят. Но оригиналы у семьи императора.
— Ты знаешь свою историю, — Широ криво улыбнулся. Он подвинул наполовину пустой экибен по раскладному столику ко мне. — Осьминога?
— Нет, спасибо.
Он подвинул коробочку, взял кусочек рыбы палочками и бросил в рот.
— Когда копию Кусанаги вернули, жрецы Ацуты отказались показывать хоть кому-то копии или настоящую императорскую регалию. Почему?
— Исторические записи не ясны, — сказала я.
— Почему, Кира?
— Потому что… — я охнула, поняв это. — Потому что украли не копию, а настоящий Кусанаги?
— Именно. А истории — просто истории, — Широ опустил крышку на экибен и подвинул его к пустому месту рядом с нами, взял вторую коробочку. — Во время прошлой кровавой луны около пяти веков назад кто-то подумал, что стоит разбить меч и разослать кусочки по храмам по всей Японии. Храм Фуджикава, видимо, получил один из них.
— Звучит как хорошая идея, — сказала я. — Храмов тысячи, все осколки искать долго.
— Но не вечность, — сказал Широ. — Шутен-доджи собрал все кусочки, кроме одного.
Я прижала ладони к ушам, почти шутя, и зажмурилась.
— И Шутен-доджи нужен еще кусочек Кусанаги но Цуруги, чтобы восстановить клинок, — медленно сказала я, словно я не хотела слышать ответ.
Широ кивнул.
— Ага.
Я опустила ладони на колени.