Семь опасных теней (ЛП)

После произошедшего в храме эти шепоты заставляли мой желудок сжиматься, как хурма, брошенная гнить. Я не думала, что ёкаи боялись людей так же, как мы — их. Или, может, они боялись нас больше — некоторые в современной Японии перестали верить в ёкаев, но они не могли перестать верить в нас. Не все ёкаи были злыми, но многие не считали себя союзниками Аматэрасу. Некоторым я казалась хищником, экзорцистом, опасностью.

Другим я казалась добычей.

Я обвила локоть Широ, шепча:

— Где мы?

— На краю ада, — тихо сказал он. — Ты знаешь, что я всегда говорю тебе расслабиться?

«Ты говоришь это так часто, что это стало твоей фишкой».

— Да?

— Сделай это, но будь настороже, — сказал он и взял меня за руку, повел к бару. Я прошла за Широ в толпу, хмурясь, когда мне пытались поставить подножку. Шепот «жрица» звучал за мной. Рычание било по костям. Ёкаи отодвигались от меня, словно одним касанием я могла превратить их в пепел.

Бармен повернулась к нам, вытирала кружку полотенцем. Она выглядела как человек, но, когда ее тело отошло от нас, голова осталась на месте, шея тянулась, как змея. Она была рокурокуби, «тянущаяся шея». Существа любили бордели, пили масло для ламп, судя по старым историям.

— Ты знаешь правила, малыш, — сказала бармен Широ, кивнув на меня. — Девушке тут не рады.

— У нас важное дело с леди О-бэй, — сказал Широ. — Она принимает сегодня просителей?

«Просителей?» — не поняла я.

Бармен кивнула на фонарь сверху, горящий от красных светлячков, они глупо бились об стекло. Трупы светлячков валялись на дне лампы.

— Леди не будет рада, что ты привел мико к нам.

— Мама переживет, — сказал Широ.

— Странный выбор слов перед смертью, — бармен нахмурилась. Она махнула официантке с белыми рогами, тянущимися от ее висков. — Идите. Коэми объявит вас Сумеречному двору.

Мы пошли за девушкой за бар. Широ шагал рядом со мной, сжал мой локоть.

— На другой стороне все будет не таким, каким кажется, — шепнул он мне на ухо. — Даже для наших глаз.

— О чем ты? — спросила я.

— Смерть, — сказал он. — Ёми. Ад. Называй, как хочешь, но мы уже не будем в мире живых.

Я не успела понять его слова, девушка с рогами привела нас к деревянной лестнице. Лестница была такой узкой, что мне и Широ пришлось подниматься друг за другом.

Мы добрались до площадки, и я оказалась меж двух сияющих коридоров. Коридор справа тянулся вечно, красный свет пятнами озарял стены. Левый коридор тоже тянулся далеко, ковер и двери озаряло лиловое сияние. Крики и стоны звучали из-за тонких стен. Я не знала, были то звуки наслаждения или боли, но от них мои щеки стали алыми.

Третий коридор лежал впереди, скрытый тенью. Мы пошли в полумрак, и стало видно силуэт тории. Сухие листья захрустели под ногами, пугая меня. Откуда взялись листья? Они шевелились от затхлого ветра, дующего из ворот.

Девушка с рогами замерла на пороге ворот, поклонилась нам и пропала без слов.

— Уверен? — спросила я у Широ.

— Нет, — он поправил кожаную куртку. — Но нет места лучше для начала поисков ответов. Готова?

— Нет, — сказала я. — Идем, пока я не растеряла храбрость.

Мы прошли врата, на всякий случай пошли по левой тропе.

Свет проникал из теней, и я отчасти ослепла. Я щурилась, прошла в большой двор, который сиял как что-то из старых сказок. Огромный японский клен рос в центре зала, ветки тянулись сквозь открытый потолок. Его красно-оранжевые листья плясали от ветра, который я не чувствовала. Маленькая круглая хитодама парила среди его веток, озаряя дерево изнутри, и оно будто пылало. Мох покрывал землю, ограниченный деревянными верандами и шоджи, ведущими в другие комнаты. Пространство было огромным, намного больше, чем казалось снаружи. Воздух тут ощущался иначе. Я словно вдыхала призраков. Ток плясал по коже, и волоски встали дыбом.

Я выпрямилась и повернулась, разглядывая красоту места.

«Это Ёми?» — задумалась я. Кто знал, что ад напоминал рай?

Женщина сидела на веранде на другой стороне комнаты, окруженная двором ёкаев. У нее была бледная, как луна, кожа, красные, как хризантемы, губы, и замысловатая прическа — красота классической гейши, но ни один человек не выглядел бы так идеально. Она смеялась над словами придворного, голос напоминал колокольчик.

«Кто она? — задумалась я. — Это мать Широ? Она не кицунэ?».

Я прошла за Широ по широкому двору и под деревом, озаренным духами. Маленькие украшения в волосах женщины звякнули, она повернула голову к нам. Она встала, и разговор утих. Все посмотрели на нас.

— Оставьте нас, — она поджала накрашенные губы. — Все.

Золотая кицунэ поднялась со своего места.

— Но, леди О-бэй, мы не должны оставлять вас с…

— Я могу справиться с человеческой девочкой, Минами, — рявкнула О-бэй. — Не глупи. Идите.

Ёкаи встали с мест. Тихие. Послушные. Некоторые растаяли в тенях, другие прошли по комнате, скрылись за изящно раскрашенными шоджи или ушли в коридоры. Золотая кицунэ, Минами, ушла последней. Она замерла на пороге открытых дверей шоджи, хмуро глядя на Широ, а потом отвернулась, тряхнув хвостами. Дверь закрылась сама, ударилась об раму со стуком.