Семь песен русского чужеземца. Афанасий Никитин

Офонас-Юсуф махнул по дорогам; то пеший, а то на повозке, запряжённой быками. Ночевал на постоялых дворах, говорил с людьми многими. Думались простые думы. А Мубарак и Микаил будто и не бывали вовсе в его жизни, будто привиделись, приснились во сне. И та Дария, которой отрубили голову на помосте, и она приснилась Офонасу. А другая, девчонка, что стояла на дороге перед Мубараком и глядела так живо и умно, другая не приснилась, а вправду жила. И не была никаким знаком, а была живая. И если бы Микаил не думал, будто она и не человек, а знак некий; если бы говорил с ней, пожалел бы её, спас бы её... Но это пустое, этого не могло быть!..

Решился добраться до Ганга, до реки священной Хундустана. Шатался по городам. На постоялых дворах спрашивали его, как это его занесло в такую далёкую страну, в такую дальнюю землю. А Микаил и Мубарак приснились, не бывали вовсе, и будто и денег николи не давывали Офонасу.

   — Как бы я мог вернуться в свою землю Русь? — говорил Офонас хундустанцам теперь. — Оно верно, я был безхитростной должник; я товар утерял, оттого что пограбили меня. А бывает должник злостной, пьяница, наприклад; по пьяни и товар теряет. А у нас в Твери, в городе моём, ежели ты злостной, плати с ростом, деньги на долг нарастают; а если безхитростной, плати без росту. А нет у тебя денег, давай на правёж, бить станут тебя. Но до смерти не убивают, а выдают истцу твоему головою до искупа, чтобы ты ему служил как холоп, покамест не расплатишься. А ты уж николи не расплатишься!..

   — Как же ты теперь вернёшься? — спрашивали Офонаса. — Или ты денег накопил?

   — Каких денег? — Он спрашивал сердито и с горячностью. — Были бы деньги хороши, я бы пеший не шёл с мешком! А я сам не знаю, чего иду на Русь! Меня там никто и не ждёт. Были жонка и сынок, померли. А денег нет у меня, и не знаю, что будет со мной. Да я скучаю больно. Оттого иду...

   — А теперь-то идёшь куда?

   — Теперь в Аланд пойду, к ярмарке.

   — Без денег?

   — Я глядеть пойду, на коней глядеть. У меня конь был, хороший, жеребец хороший. Я его в Бидаре продал. Денег только немного добыл, только на дорогу хватает...,

И ему рассказывали разные разности: о неправедных судах, о разбойничьих дорогах, о темницах долговых, о пошлинах непомерных... Говорили и байки: о птице «гхука», сходная она с совой; о царе обезьяньем Ханумане, а отец его — бог ветра именем Вайю...

Писал в Смоленске:

«Есть у них одно место, шихбъ Алудйн пиръ ятыр, базар Алядинандъ. — ... одно место — Аланд, где шейх Ала-ад-дин святой схоронен и ярмарка бывает, базар большой. На год единъ базаръ съезжается вся страна Индийская торговати, да торгуют десять дни. Приводят кони, до двадцати коней тысящь продавати, всякый товар свозят. В Гундустаньской земли тъй торгъ лучыний, всякый товар продают и купят на память шиха Аладина, а на русскый на Покров святыя Богородица.

Есть в том Алянде птица Гукукь, летает ночи, а кличет: «кукъ-кукъ», а на которой хоромине седит, то тут человекъ умрёт; и кто хощет еа убити, ино у ней изо рта огонь выйдет. А обезьяны, то те живут по лесу. А у них есть князь обезьянскый, да ходит ратию своею. Да кто замает, и они жалуют князю своему, и оны, пришед на град, дворы разваляют и людей побьют. А рати их, сказывают, велми много, а язык у них есть свой. А детей родят много; да которой родится ни в отца, ни в матерь, ини тех мечют по дорогам. Ины гундустаньцы тех имают, да учат ихъ всякому рукоделию — ремёслам, а иных продают ночи, чтобы взад не знали бежати, а иных учат базы миканет — скоморохам гундустанским подражать, служить.

Весна же у них стала с Покрова святыа Богородица. А празднуют шигу Аладину весне, две недели по Покрове, а празднуют восемь дни. А весну дрьжат три месяцы, а лето три месяца, а зиму три месяцы».

Такую выученную обезьянку Офонас видал в Бхагалпуре на базаре. Подошёл Офонас глазеть. На обезьянке надето было платье и шапка атласная, а на ошейнике — бубенцы. Животинка прыгала и кружилась на задних лапках, а водилец обезьянки стучал в бубен большой. Офонас глядел, забавлялся. Вдруг водилец подал знак животинке, и обезьянка тотчас вскочила на плечо Офонаса. Тот вскрикнул и толкнул обезьянку. Она испугалась и отпрыгнула на плечо своего хозяина и скалила зубы на Офонаса. Все кругом хохотали...

* * *

Офонас шёл и ехал до Бхагалпура долго. Добрался до Ганги. Большая река. Почитали её святой в Хундустане. Шёл вдоль берега с хундустанцами, купался в большой воде текучей.

А в Бхагалпуре на базаре ввязался в бой петуший, деньги поставил на кон. Вокруг шумели, пересчитывали деньги, выкрикивали, подавали советы, нищие крутились с протянутыми ладонями, продавцы бетеля предлагали свой товар. Одного петуха добивали, другого отливали водой. Выхваляли породистых бойцов, аравийских и деканских. Клювы петушьи были нарочно заточены, острые. Два петуха топтались в яме, налетая друг на друга. Кругом выкрикивали:

   — Хорош!

   — Бей!

   — Бей его!

   — Клюй! Клюй!

   — Кончай его! Кончай!

Вдруг полетели кверху кулаки, кого-то хотели бить. Кто-то оправдывался. Офонас держался подле того, который принял ставку.