К моему облегчению, вскоре начался длинный, хотя и неровный спуск. Мы оставили позади выжженные солнцем пустоши и сумрачные утесы Темных холмов. Но я не мог избавиться от дурных предчувствий. Мне казалось, что встреченный нами гоблин – лишь один из первых воинов армии Рита Гавра. Я боялся, что скоро целые отряды их начнут по ночам выползать из укрытий. И не мог забыть того, что бросил начатое дело, так и не превратил эти суровые места в землю, пригодную для обитания.
К полудню мы достигли широкой, поросшей травой равнины. Появились птицы и насекомые, воздух наполнился чириканьем и жужжанием, и все чаще на пути попадались рощицы каких-то деревьев. Форма их листьев напоминала человеческую ладонь. Однажды дорогу нам перешло семейство лисиц с пушистыми хвостами. Среди ветвей ивы сидела белка и разглядывала нас огромными глазами, напомнив мне друга Рии, Икстму. И умирающую женщину, порученную его заботам.
Прежде чем увидеть деревню, мы почувствовали запах.
Над полями плыл густой, насыщенный аромат свежего хлеба, и запах усиливался по мере того, как мы продвигались вперед. С каждой минутой он становился все сильнее и напомнил мне о том, как давно я не ел горячего, хрустящего, только что выпеченного хлеба. Мне казалось, что я чувствую вкус мякиша. Пшеничного. Кукурузного. Ячменного.
В эту невидимую ткань были вплетены и другие ароматы. Пахло чем-то резким, пряным, похожим на ярко-оранжевые фрукты, которые мы с Рией ели так давно под сенью дерева шоморра. Чем-то острым, свежим, словно измельченные листья и стебли мяты, которые Элен часто добавляла в чай. И чем-то сладким, как мед, который пчелы делают из нектара, собранного на лугах, поросших клевером. Я чувствовал и другие, незнакомые ароматы. Запахов было множество. Здесь смешались ароматы насыщенные, колючие и грубые, мягкие и приятные. Кроме того, в воздухе витало нечто такое, что нельзя было назвать ароматом в полном смысле этого слова. Скорее, это было чувство. Подход, точка зрения. Даже… мысль.
Когда мы, наконец, достигли долины, населенной народом Слантос, и вдали показались невысокие дома бурого цвета, ароматы съестного окутали нас плотным облаком. У меня буквально слюнки потекли. Я вспомнил, как отведал хлеба народа Слантос в прошлый раз, в подземном жилище Каирпре. Как же он назвал его? Хлеб-амброзия! Пища богов, древние греки наверняка согласились бы с ним. Сначала этот хлеб показался мне ничем не примечательным, и я с трудом отгрыз кусок подсохшей корки, твердой, как деревяшка. Но после того, как я энергично разжевал хлеб, корочка превратилась в мякоть с острым привкусом. Проглотив кусочек, я сразу же насытился, почувствовал себя сильным, высоким, ощутил прилив энергии, на несколько мгновений даже забыл о вечной боли между лопатками.
Затем я вспомнил кое-что еще. Каирпре с набитым ртом предупредил меня об одной вещи. «Ни один человек из других областей Финкайры еще не пробовал самого лучшего хлеба Слантоса!
Завидев издалека ворота деревни, Галви вскрикнул от радости, спрыгнул с моей спины и понесся вперед, размахивая руками, как птенец, только что вылетевший из гнезда, машет крыльями. Дальше, за воротами, над крышами невысоких домов, поднимались столбы дыма. Здания всевозможных размеров были выстроены из крупных бурых кирпичей, скрепленных желтым известковым раствором. Я улыбнулся – мне пришло в голову, что эти жилища похожи на гигантские краюхи хлеба, густо намазанные маслом.
Бамбелви, который за все утро не проронил ни слова, причмокнул губами.
– Как вы думаете, у них есть обычай предлагать гостям хлеба? Или они всех, кто приходит, прогоняют голодными?
– Я думаю, – ответила Риа, – что у народа Слантос вообще нет обычая принимать гостей. По эту сторону Орлиного каньона кроме них живут только… – Она внезапно смолкла и с опаской покосилась на меня.
– Ты имела в виду пещеру, что находится к югу отсюда. – Я убрал со лба прядь волос. – Да, здесь живут лишь мерзкие твари и изгои вроде Стангмара, человека, который когда-то был моим отцом.
Риа смотрела на меня с сочувствием.
– Он по-прежнему твой отец.
Я быстро зашагал к воротам деревни.
– Ничего подобного. У меня нет отца.
Она помолчала, откашлялась.
– Я понимаю, что ты чувствуешь. Я сама никогда даже не видела ни отца, ни матери.
– Но у тебя, по крайней мере, есть Арбасса. Лес Друма. Ты всегда говорила, что это твоя настоящая семья.
Она неопределенно усмехнулась, но ничего не сказала.