Семь портретов

– С этим я сейчас готов не согласиться, но об этом позже. Я был просто глупым ребенком, и не более. Конечно, я встречался с женщинами разного… ремесла или…

Артур закрыл глаза, подбирая слова.

– Ты же сам говорил, что тебе надоело осторожничать, – пытаясь подбодрить его, сказала она. – Я не маленькая девочка, все понимаю, и уж ни в коем случае не осуждаю тебя.

– Да, конечно, – ему явно полегчало, и его плечи опустились. – Так вот, знакомство с ней произвело на меня такое впечатление, что я перестал искать встреч с такими женщинами. Повторяю: я был ребенком, просто безрассудным мальчиком, и я позволил себе влюбиться.

– Это вполне естественно, тебе ведь было уже двадцать два.

– Наверное. Так или иначе, мы стали дружить втроем. Оставались после работы или вместе отправлялись на перерыв, ходили по улицам и покупали леденцы. Элиза была из семьи другого уровня, для нее работа в кондитерской была чем-то вроде наказания за плохое поведение. Она не раз говорила, что отец заберет ее оттуда, а затем она просто выйдет замуж. Я бы не сказал, что она была из очень богатой семьи, но ее родители жили в настоящем доме, а не в меблированных комнатах, как большинство из наших знакомых. В материальном отношении она была вроде Робби, только девочкой.

– Ясно.

– Да и то, она была такой, каким Робби выглядит в этом доме, а не в обществе компаньонов своего отца.

– Теперь уж точно ясно, – кивнула она.

– Юдифь сказала мне оставить ее в покое. Она говорила: «Элиза не для тебя. Она девушка совсем другого круга, и тебе ни за что не стать ее мужем». Я, как полный идиот, не слушал ее и продолжал общаться с Элизой. По правде говоря, я полагал, что тоже нравился ей. Словом, в моей голове не было ни одной умной мысли, можете мне поверить. Я, Марк и Элиза даже встречались по выходным, и она утверждала, что родители отпускают ее, думая, будто она проводит время с подругами. Она казалась милой и обходительной, а потому я рискнул показать ей, где живу. Вместе с ней об этом узнал и Марк. Думаю, тогда-то и произошел надлом в нашей дружбе. Они жили в нормальных домах, а я… вы видели, где я живу. Однако я был слеп и глух, и на все советы Юдифи лишь качал головой, полагая, что она ошибается. А потом Элиза уволилась, не сказав ни слова. Я был в замешательстве, пробовал даже следить за ее домом после работы, поскольку мне казалось, что она попала в беду. – Артур усмехнулся и отпил немного из своей чашки. – В общем, в первый раз я оказался прав – она действительно попала в беду. Кажется, так это принято называть?

Рита почувствовала, что у нее замирает сердце. Даже одна мысль о незаконнорожденном ребенке или добрачной беременности холодила душу. Она позабыла о том, что так сильно ревновала Артура к Элизе в тот вечер, когда они были в театре – все ее сердце заполнила жалость по отношению к девочке.

– Как это страшно, Артур, – прошептала она. – Какой позор для такой молодой девушки.

– Позор? Да, скорее всего, ее ожидал позор. Меня, в общем-то, тоже.

– Тебя?

– Да, она сказала родителям, что этот ребенок мой, и что я якобы сделал это с ней насильно.

Вот теперь ей стало действительно плохо.

– Артур… я даже не знаю…

– Я тоже не знал, что сказать, когда они нагрянули в кондитерскую, воздевая руки к небу и сотрясая воздух своими ругательствами. Меня выволокли на дорогу и почти избили, поскольку у нее был довольно крепкий старший брат. Наверняка он до сих пор еще есть, что с ним сделается. Они кричали на меня и говорили, что никогда не отдадут ее такому проходимцу как я, и что… в общем, много чего. Элиза стояла возле машины и наблюдала за этим, не говоря ни слова, хотя кому как не ей было знать, что я тут вообще не при чем. Она ничего не предприняла, чтобы остановить их, и на меня завели дело. В полиции мне предъявили обвинения за совращение девицы и за ее испорченную жизнь. Я три дня провел в тюрьме, прежде чем Юдифь положила этому конец – она пришла к прокурору и поклялась, что я все это время жил в ее доме, и она видела меня каждую минуту этого времени. Три дня, я полагаю, ушло на то, чтобы уговорить ее мужа и детей дать ложное свидетельство, если их вызовут в суд. Прокурор тряс ее на все лады, пытаясь найти слабое место, но у Юдифи просто не оказалось слабых мест. Она намертво стояла за меня, говорила, что днем я работаю на ее глазах, а по вечерам делаю домашние задания с ее сыном и сплю в гостиной их дома. Она придумала для меня занятия на каждый прошедший выходной и даже написала график. До сих пор не понимаю, чем я заслужил такое. Это еще полбеды – когда унялся прокурор, на Юдифь напустились родители Элизы. Они пришли в ее дом, где я жил после освобождения из тюрьмы – ведь нужно же было поддерживать легенду – и стали кричать на нее. Благо, в доме оказался ее муж, а он так сильно любит ее, что просто горы готов ради своей жены сдвинуть. Он быстро вышвырнул их вон.