Семь причин для жизни

На следующее утро я первым делом попросила сестру прекратить седацию и пошутила: желаю, мол, чтобы все мое счастье на Рождество перешло к этой женщине и она как можно скорее очнулась радостной и красивой. Когда же в 10:30 утра наступившего Рождества я подошла к ее койке, она уже сидела в постели и беседовала с медсестрой.

Семья примчалась через полчаса. «Ну, как она?» – спросил сын, сжимая руку жены. Внук маячил за их спинами.

– Ну… – ответила я. – Когда мы с ней виделись в последний раз, она пила свой утренний чай.

– Вы шутите, да?! – воскликнул внук.

– Нисколечко! – заверила я. – О таких вещах я не шучу никогда.

Я стояла и смотрела, как на их лицах проступало осознание этой чудесной новости, а потом – как они убегали по коридору в отделение реанимации, где их мама и бабушка сидела в постели, выпрямив спину, утром наступившего Рождества.

Хочу подчеркнуть: в том, что она выжила, не было никакого чуда. Ее пульс не пропал ни на минуту, ей сразу же провели дефибрилляцию, и сама она, абстрагируясь от ее приступа, была абсолютно здорова. Положительный исход был предсказуем – и лишь демонстрировал, чего можно достичь благодаря портативному дефибриллятору и людям, готовым оказать вам первую помощь.

Чудо этой истории совсем не в этом. Пока я смотрела, как семья этой женщины бежит к ней, моя собственная семья оставалась за сотни миль от меня. В то Рождество я не могла ни поехать в родительский дом, ни даже просто побыть с кем-то близким, и вечером после смены меня ждала лишь моя пустая квартира. Но тем не менее я стояла в больничном коридоре, и счастья, сошедшего на меня в ту минуту, – счастья куда большего, чем я ожидала, – мне хватило потом на весь рабочий день. Их радость заполнила меня, как прекрасный подарок, который полагалось забрать домой. Так какому же цинику придет в голову осуждать того, кто сочтет эту часть моей истории настоящим рождественским чудом?

Мне? Боюсь, я для этого слишком чувствительна.

Отрешенность

…Отрешены от отрешенья отрешеньем.

Томас Элиот. Четыре квартета

Проверка пульса —

асистолия.

Адреналин,

компрессии.

Проверка пульса —

асистолия.

Адреналин,

компрессии.

Проверка пульса —

асистолия.

Адреналин,

компрессии.

Молодой человек сунул голову в петлю – и был доставлен к нам в реанимацию с сердечным приступом. Его близкие виделись с ним за несколько часов до того, как он был обнаружен. И вот теперь он лежит передо мной на реанимационной тележке – с налитыми кровью глазами, следами от веревки на шее и командой галдящих вокруг него кардиологов. Мощного сложения, он хорошо выдерживает силу и глубину компрессий, от которых его грудь то вздымается, то опадает.

В какой-то момент при взгляде на это крепкое, мускулистое тело я ловлю себя на мысли о том, какой резкий контраст составляет его внешний вид с бездонным отчаянием, затопившим его изнутри. Но затем вспоминаю, что именно такого рода мысли и мешают огромному числу мужчин вовремя попросить о помощи, так что лучше бы я вообще об этом не думала. Глядя на него, я вспоминаю строчки незабвенной Стиви Смит:

Никто не услышал его мольбы,
А он, уже мертвый, тянул:
Заплыл я подальше, чем думали вы,
Но не махал, а тонул…»

[15]

А дальше фокусируюсь на мониторе:

Проверка пульса —

асистолия.

Адреналин, компрессии.

Проверка пульса —

асистолия.

Адреналин, компрессии.

Проверка пульса —

асистолия.

Адреналин,

компрессии.

Асистолия – это то, что нам показывают в кино или по телевизору как «ровную линию на больничных мониторах». В реальности же она никогда не ровная: она всегда хоть немного волнистая, свидетельствующая о том, что сердце пациента на данный момент не выполняет свою работу. С экрана телевизора доносится: бип, бип, бип, бип, бииииииииип – и затем, как правило, тишина. Настоящие же реаниматологи в эти секунды слышат голос руководителя бригады, который говорит: «Так, ребята, теперь еще раз, и если снова асистолия, тогда остановимся. Все согласны?» И несогласных обычно не находится.

Происходит фибрилляция желудочков. Мышечные волокна миокарда пациента сокращаются асинхронно и не обеспечивают эффективного кровообращения, но, подключив немного электричества, мы берем ситуацию под контроль:

Шок,

компрессии.

Проверка пульса,

фибрилляция.

Шок,

компрессии.

Проверка пульса,

фибрилляция.

Шок.

Адреналин, компрессии.

Проверка пульса…

Пульс!

Ты уверена?

Ну да, я чувствую, вот здесь – под пальцами на его шее.

Пульс.

Несколько «поэтических строф» СЛР – и сердце забилось. В эти минуты мое внимание даже не фокусируется на жизни, которую я пытаюсь спасти, вовсе нет. Я стискиваю кислородную подушку, наблюдаю за теми, кто давит на грудную клетку, считаю время для проверки пульса и спрашиваю, дали ли очередной адреналин и сколько циклов вообще мы уже проделали.