Семь причин для жизни

Анализы крови могут многое рассказать о физиологии пациента. Но они никогда не расскажут, как можно ему помочь в последние минуты жизни. В медицинской практике бремя любой помощи и любых процедур, которым подвергается пациент, не должно перевешивать пользу, которую этот конкретный пациент от них получает. Я знаю, что частично ответственна за возникшее осложнение. Когда я прибыла сюда, все попытки реанимировать эту женщину уже показывали, что успеха нам не добиться. Один из младших врачей отчаянно пытался взять пробу крови из ее закупоренной периферической вены, хотя команда уже вводила ей катетер в периферическую вену и собрала несколько миллилитров крови для анализа. Этого материала было вполне достаточно, и я спокойно сказала парню, чтобы он прекратил.

Старшего врача, который возглавляет команду, я не знаю, поскольку сегодня ночью он лишь временно подменяет своего коллегу и не знаком никому из нас; но ночная медсестра выглядит встревоженной не меньше моего. Поэтому я повторяю ему, совершенно спокойно, что нет необходимости брать дальнейшие пробы крови.

– Но у нас нет вообще никаких, – отвечает он.

– Она умирает, – говорю я. – Это уже никак не поможет ей – и не пригодится вам.

– Но пока она жива – разве не стоит попытаться взять?

Несмотря на то что его вопрос звучит вполне разумно, я чувствую, что наша дискуссия уже не просто раздражает меня, но приводит в реальную ярость.

– Поступайте как знаете, но моей родной бабушке я бы этого не пожелала. Или вы со своей поступили бы так же?

Я понимаю, что кричу. Вокруг все стихает. Он не отвечает мне ничего, но руки его застывают, и я ухожу.

Не стану описывать, какой это дикий стресс – наблюдать за людьми, проводящими последние мгновения жизни так, как вы бы никогда не пожелали тому, кого любите. Боюсь, от такого стресса вы тут же захотели бы защититься. Или разозлиться. А то и спрятаться за ширмой цинизма. Примерно так же, как я однажды разозлилась на коллегу, которая на деле оказалась добрейшей из всех встреченных мной в тот день.

Случилось это в субботу ближе к вечеру. Больница задыхалась от новых пациентов, во всех отделениях и в реанимации пытались срочно поставить на ноги тех, кого не удалось выписать перед выходными. И тут санитарная авиация сообщила, что их вертолет обнаружил мужчину, упавшего с сердечным приступом на тротуаре.

Пациента доставили к нам на носилках, с установленной в горле трубкой и подключенным аппаратом для искусственной вентиляции легких. Уже в пути его сердце вновь запустили, но кровообращение все не восстанавливалось. Сразу же по прибытии у него случился еще один приступ; мы сделали ему искусственное дыхание, и сердце опять заработало. Весь следующий час мы поддерживали его давление и продолжали вентилировать легкие. С большим трудом нам удалось избежать еще двух приступов, одного за другим. Наконец, когда его состояние немного стабилизировалось, мы сканировали его мозг, грудную клетку, брюшную полость и таз, но как только увидели снимки его мозга и шейных позвонков, стало ясно, что выжить ему не удастся. Он прибыл к нам как неопознанный мужчина. Полиции не удалось отследить его родственников, а в его карманах нашли только связку ключей, несколько монет и чек за купленное молоко. Мы сложили все это в пластиковый пакет вместе со снятыми с него серыми брюками, темно-зеленым джемпером и часами. Ни телефона, ни бумажника; просто безвестный умирающий. Пока его не отключили от аппарата для искусственной вентиляции легких, мы с коллегой из отделения неотложной помощи пытались найти подходящее место, где он мог бы умереть спокойно. Его скорая смерть была неизбежной, а суматошный приемный покой – не лучшее пристанище для последних минут чьей-то жизни, если есть из чего выбирать. Никому не известный мужчина лежал в промежутке меж двух распахнутых дверей, и узкой бумажной шторы не хватало, чтобы скрыть его тележку от чужих глаз. Коллега из неотложки попытался зарезервировать бокс в общем отделении, но там все было занято. «Поищите в срочной хирургии», – посоветовали нам.

Коллега позвонил диспетчеру койко-мест и попросил ее срочно найти отдельный бокс. Несмотря на всю лихорадку субботнего вечера, бокс каким-то чудом нашелся, и мое сердце радостно забилось. Но диспетчер тут же добавила, что на данный момент койко-место еще не готово.

Не выдержав напряжения, я долго бубнила себе под нос все, что думаю про эту сотрудницу. Мы ждали, и мое раздражение перетекало в злость, а затем и в отчаяние; я сидела и беспомощно смотрела на своего пациента, надеясь, что каким-то образом мы все же успеем найти для него место, где можно умереть по-человечески.

Я сидела и беспомощно смотрела на своего пациента, надеясь, что каким-то образом мы все же успеем найти для него место, где можно умереть по-человечески.