Семь причин для жизни

Да, иногда я злюсь. Но абсурдно не это, а то, что я побаиваюсь признаваться в этом вслух. Не помню, чтобы я давала клятву никогда не злиться, но в профессиональной врачебной среде нас учили считать «гнев» словом чуть ли не бранным. Хотя лично я считаю, что гнев может быть и полезным. Ведь гнев – это флаг, который мы выбрасываем в знак того, что мы с чем-то не согласны. Однако лучший способ обратить свой гнев на пользу – это вовремя вспомнить, что чаще всего гнев проходит после первой вспышки. И его тут же нужно трансформировать во что-то другое: страсть, вдохновение, мотивацию или руководство к действию. Я не хочу сказать, что гнев – это добродетель; я просто говорю о том, что нам следует уважать это пламя, пылающее внутри нас.

Женщинам в медицине бывает непросто отстоять свое мнение и заставить с ними считаться.

Генерал Дэвид Харли, бывший командующий австралийской армией, также известен фразой, широко употребляемой ныне в британской системе здравоохранения: «Стандарт, мимо которого вы проходите, есть стандарт, который вы принимаете». Я знаю, что до конца моей карьеры буду еще не раз попадать в ситуации, которые для меня неприемлемы. Уровень твоей внутренней открытости в течение дня настолько высок, что любую попытку дать своему пламени вырваться наружу стоит только приветствовать. Сдерживать свой гнев до определенного уровня – не выход; тебе необходимо – а как врачу, просто приходится – считаться с тем, что твой гнев говорит тебе, и бороться за это. И хотя врачом я стала отнюдь не поэтому, именно своему гневу я обязана тем, что сегодня отвечаю за безопасность несравнимо большего числа людей, чем когда-то в детстве.

Люди любят спрашивать у врачей, действительно ли они выбрали свою профессию из желания «помогать людям». Этот вопрос – так называемая генеральная линия; ты вроде бы должен отвечать лишь то, чего от тебя ожидают услышать, и многие врачи вместо ответа закатывают глаза к потолку. «Помогать людям» – стремление довольно амбициозное, но для подавляющего большинства врачей реальность их работы не связана с какими-то глобальными переменами. Цель такой работы – не в том, чтобы изменить весь мир, а в том, чтобы вносить маленькие, но ощутимые изменения в мир одного человека хотя бы на час, на месяц или сколько ему выпадет находиться под вашим присмотром или в ваших руках. А если бы я стремилась к возможности изменить мир на феноменальном уровне, я бы пошла в науку или в политику.

И все же мы действительно помогаем людям – по крайней мере, тем, кто оказывается перед нами, и уже это требует огромной ответственности. Большинство врачей – энтузиасты, индивидуумы с высокой мотивацией, чья внутренняя решимость и стремление выполнить свою работу на пределе способностей – там, где давление огромно, а ставки заоблачны, – порой лишает их элементарной доброты друг к другу. Зачастую мы становимся слишком черствы, чтобы учиться на чужих ошибках и строго судить свои собственные. И можем забыть о том, что последнее, кажущееся необязательным перенаправление к нам чужого пациента вряд ли было сознательным саботажем нашего рабочего дня.

Однажды утром не успела я принять список пациентов для предстоящей смены, как запищал мой пейджер: меня срочно вызывали в операционную. «Беги скорей, – поторопил меня консультант. – Я введу тебя в курс дела позже». Вызов по пейджеру у нас может быть трех разновидностей. Менее срочный – это лишь пара плавных попискиваний с номером, выскочившим на экранчике; в этом случае ты можешь закончить то, чем занят прямо сейчас, а затем уже выйти на связь. Когда же тебя вызывают срочно, раздается совсем другой писк, после которого хриплый механический голос сообщает: «Команде травматологов явиться в операционную через десять минут». Но самый экстренный писк взрывает мозг пулеметной очередью, после которой тебе приказывают бросить все и явиться куда велено без промедления. В то утро это звучало так: «Старшему врачу реанимации прибыть в операционную немедленно».

Выскочив за дверь, я пробежала по лестнице пару пролетов вниз, пронеслась по коридору в фойе, повернула налево, долетела до конца очередного коридора, там снова свернула налево и прорвалась через раздвижные двери травматологии. Недопитый кофе стоял комом в горле и просился наружу, когда я добежала до операционной и увидела там пациентку, старшего медбрата и дежурную сестру из приемного покоя.

– Старший врач реанимации, – представилась я. – Вызывали?

Старший медбрат в явно расслабленном темпе начал пересказывать мне историю болезни пациентки. Переведя дыхание, я через полминуты перебила его:

– Просто скажите, что самое срочное, а к остальному вернемся потом!

– Что? – не понял он.

– Это же срочный вызов. Так что у вас – А, B, C или D?

Буквами А, B, C и D мы называем мероприятия по сердечно-легочной реанимации – в зависимости от того, что именно обеспечиваем:

А – проходимость дыхательных путей;

В – дыхание;

C – циркуляцию крови;

D – коррекцию неврологических нарушений.