Семь с половиной женихов Евангелины

- Пр-р-рекрасная Евангелина, я спасу тебя! Я спасу тебя, пр-р-релестная Евангелина, бесстыжая р-р-распутница! - пыхтел гном, взвалив на спину стул некроманта и волоча упирающуюся Лору за поводок. - Я найду тебя и приведу сюда, и никто не скажет, что Р-р-ромео - трус! Р-р-ромео - это сила и мощь! Р-р-р-ромео - это настоящий мужчина! Мне неведом страх и не страшны препятствия!

Женихи проявили редкое единодушие в вопросе идти ли в ночь вдоль Бойкого ручья или остаться на ночлег на яхте, в устье.

Все, как один, решили переждать ночь на яхте. Тем более, что мрак на лес спустился невероятный. Сколько б Роланд ни дышал пламенем, его хватало лишь на то, чтобы осветить крохотный участок тропы впереди. Когда огонь гас, темнота становилась еще гуще.

Но гнома темнотой было не напугать.

Подземный народец в темноте шахт видел лучше, чем на свету.

- Гнома мраком не напугать! - пыхтел Ромео, выволакивая упирающийся стул на лесную тропинку. - И пока эти тонконогие хлыщи жмутся и опасаются, настоящие мужчины все бер-рут в свои руки и побеждают!

Гоблинов он наивно не боялся.

Во-первых, Эван здорово проредил их популяцию. Во-вторых, от пламени Роланда оставшиеся, самые отчаянные, притаившиеся за кустами, с писком разбежались, как блохи от отравы.

Ну, и самое главное - гном был романтичен до ужаса.

Пылкое воображение рисовало ему кровавые эпичные сражения, где он - огромный и сильный великан, - крушит всякую нечисть, пристукивает ее кулаком промеж глаз, или повергает копьем на обагренную кровью траву. Гном и в самом деле был уверен, что сможет справиться с любым чудовищем.

Гоблинов он увидел один раз, и то мельком - когда Акмаль прогнал его из трюма, собираясь там ободрать с добычи Эвана шкурки и выделать их. Ни о коварстве этих странных зелено-черных тварей, ни о многочисленных зубах, ни о привычке лакомиться путниками Ромео, разумеется, не слышал.

- Я покажу тебе, - пыхтел гном, взбираясь на сопротивляющийся стул и спуская сонную ворчащую Лору на землю, - что такое настоящий мужчина!

Лора на настоящих мужчин смотреть не хотела и огрызалась.

В мечтах гном, могучий и бесстрашный, на своем верном скакуне добирался таки до похитителя, а потом... потом Ромео толком еще не определился, чего хочет.

С одной стороны, после тяжкой битвы с чудовищем, было бы неплохо пасть, всему израненному, но непобежденному.

- Вот тогда ты поплачешь, пр-р-рекрасная Евангелина! - бормотал гном, толкая Лору ногой под зад, чтобы она бодрее шла по следу Евангелины. - Тогда ты зар-рыдаешь, поняв, какого мужчину потер-ряла, но будет поздно! Да! Я умру! И не пытайся меня даже уговар-р-ривать не помирать! Умру тебе назло! Стр-р-радай и р-р-р-раскаивайся в том, что своими капризами погубила гер-р-роя!

С другой стороны, жестоко уязвленный равнодушием Евангелины к собственной персоне, гном жаждал отомстить. В своих мечтах он был огромным, сильным и героическим. На шею ему вешались девушки и дарили цветы. И он сгребал их в охапку, и тащил на танцы, провожаемый несчастным взглядом одинокой, всеми брошенной Евангелины.

- И не пр-р-роси! - небрежно бормотал гном, трясясь на стуле, который отчего-то перешел на бодрую рысь. - Я не вер-р-рнусь к тебе! Впрочем, если хорошо попросишь... я, так и быть, подумаю. Но не вер-рнусь, ха-ха-ха-ха!

Он так развеселился, попеременно представляя себя то мертвым, то живым и окруженным девушками, что душа его возликовала, и гном совершенно позабыл о какой-либо безопасности. Он хохотал, понукал стул и вел длинные диалоги с воображаемой Евангелиной, не забывая прихлебывать из своей походной фляжки.

Содержимое фляжки он позаимствовал у своего хозяина, дракона Роланда, когда пиво кончилось. Дракон пива не пил, а та темная жидкость, которая обманчиво пахла сладким шоколадом, и которую Ромео перелил тайком в свою фляжку из хрустального графинчика, огнем обжигала глотку гнома и дважды валила его со стула в траву.

Стул, фыркая, нехотя возвращался к поверженному герою, у которого перед глазами звезды плясали, гном вскарабкивался на бархатную подушку на сидении с криком «всех убью, один останусь!», и путешествие во мрак продолжалось.

Третье падение было фатальным; Лора, вырвав поводок из рук гнома, со скрежетом скрылась в ночи. Стул, топоча ножками по тропинке, исчез в неизвестном направлении, и гном остался один посреди леса. Один, пьян, и побит о землю при падении.

Впрочем, не один.

Из-под ближайшего куста на него смотрели огромные желтые волчьи глазища. Внимательный гном, хорошо видящий в темноте, даже рассмотрел оскаленные недобро клыки, и недоброе рычание тоже расслышал.

- О, Берни, - сказал нетрезвый гном, не отдающий себе отчета в том, как далеко его стул унес от места стоянки. - А ты чего тут один, под кустом, глаза пучишь? Тоже живот крутит?

Рычание перешло в захлебывающееся от злости, и гном задом наперед начал отползать от кустов, трезвея и понимая, что под этим кустом крутит живот не Берни.