Семь смертей доктора Марка

Марк был готов к тому, что его могут выдать в любую минуту, хотя и знал, что внешне не похож на еврея. Евреи удивительным образом растворялись среди тех народов, с кем им приходилось жить рядом. Он был похож на русского, украинца, белоруса, кого угодно, только не еврея. Но в свою очередь русский, украинец и белорус могли по своим, каким-то известным только им одним приметам опознать в нём чужака. Нет, говорил он по-русски чисто и не картавил нисколько. И даже те дефекты речи, которые могли его выдать, давно уже сгладились за годы, проведённые в Ленинграде и на учёбе в Саратове. Но взгляд, взгляд был другим. Какая-то затаённая тоска чувствовалась в нём, совершенно отличная от тысяч других взглядов. И была ещё какая-то непокорность, несвойственная другим, может быть, оттого, что славянская религия этих «других» призывала подчиняться начальству и покоряться своей судьбе, а евреям за своё выживание приходилось во все времена бороться. В общем, знающий человек без труда мог вычислить в нём инородца. Свой офицерский военный билет Марк уничтожил и вовремя переоделся в солдатское обмундирование. Когда немцы составляли списки пленных, он решил, чтобы не было лишних вопросов от бывших сослуживцев, назваться своей собственной фамилией, поскольку фамилия, заканчивающаяся на ин, не должна была вызвать лишних подозрений, изменив лишь имя и отчество. И теперь он значился не Марком Наумовичем, а Михаилом Николаевичем. Среди тех, с кем его привезли сюда в теплушке, были и солдаты из его части, знавшие его как врача. Вряд ли кто-то задумывался о его национальности, когда он оказывал им первую помощь или выдавал таблетки и микстуры, тем более, что прослужить вместе они успели совсем немного. Но тем не менее, когда в один из дней помощник с повязкой на руке указал на него своей дубинкой, он воспринял это как доносительство в связи с его национальностью.

Но всё оказалось совсем по-другому. Он попал в колонну из тридцати шести человек, по четыре в ряд, и вели их в сторону, противоположную от расстрельного рва. Среди идущих рядом с ним он узнал нескольких своих коллег-военврачей, с которыми успел познакомиться за время вынужденного пребывания в этом импровизированном лагере для военнопленных. Было непохоже, что немцы собирались уничтожить всех врачей сразу, сопровождавшие их немецкие помощники ничего не сообщали о цели сбора.

И вот сейчас они стояли в этом большом помещении, ожидая каждый своей очереди к письменному столу, за которым сидела молодая женщина в аккуратной чёрной форме и чёрной же пилотке с белыми вставками по краю внешней складки. По центру пилотки была кокарда с изображением черепа с костями серо-белого цвета. Женщина свободно говорила по-русски, задавала вопросы, отмечала что-то в своих списках и распределяла кого-то налево или направо. Если у неё возникал вопрос по внешности стоящего перед ней, она приказывала спустить штаны и проверяла обрезание. Ослушаться её приказов никто не смел. Она просто давала ясную и чёткую команду, и каждый понимал, что изображать непонимание себе дороже.

Марк стоял в последнем ряду, их осталось только двое. Он как мог оттягивал время и пропустил вперёд мужчину, стоящего рядом с ним. Всех остальных уже куда-то увели, разделив на две колонны. Марк подумал, что малую колонну, возможно, повели на расстрел. Наконец он остался один, и солдат сделал ему знак карабином, веля пройти к столу. Марка бил лёгкий озноб, который он как мог старался спрятать, крепко стиснув зубы и готовясь чётко и кратко отвечать на вопросы. Женщина за столом мельком глянула на подошедшего Марка, продолжая что-то записывать.

– Фамилия, имя, отчество.

– Цалихин Михаил Николаевич.

– Смотреть вниз!

Марк стоял перед ней, опустив глаза. Он чувствовал на себе пронизывающий взгляд, и тщательно скрываемый озноб готов был вырваться и выдать его. Может быть, она именно того и ждёт, что он затрясётся от страха?

– Опустите штаны и задерите гимнастёрку!

Всё, это конец, теперь ему уже ничего не поможет. Теперь он уже не мог справиться с ознобом. Трясущимися руками он расстёгивал пуговицы и стягивал штаны, а следом за ними и исподнее. Он так и стоял, опустив глаза вниз, со спущенными штанами, а женщина рассматривала его так, словно не насмотрелась на десяток мужчин до него, точно так же стоявших здесь до него.

– Наденьте штаны. Вы врач какой специализации?

– Я терапевт.

– Значит, на хирурга учиться передумали?

– Терапия у меня пошла лучше.