Женщина что-то писала в анкетах. Чёрт возьми, откуда она знает про него такие подробности, ведь он никому ничего не рассказывал, тем более про свою учёбу, что он действительно одно время хотел освоить специальность хирурга, но передумал, послушавшись питавшего к нему слабость профессора Черняева. Тот был просто уверен, что колоть и резать – это удел мясников, а ему, Марку, светит хорошая карьера врача терапевта. И Марк внял профессору, он даже одно время хотел, чтобы Черняев оставил его на кафедре по окончании института, и даже собирался вернуться в Саратов после небольшого отпуска в любимый город. Но война спутала все планы, и прямо в Ленинграде он сам явился в военкомат и призвался. Но откуда о нём могла знать эта женщина в немецкой униформе, свободно говорящая по-русски? Внезапно Марк начал догадываться, кто мог быть перед ним. Нет, это было бы слишком невероятно.
– А как ваша сестра, Михаил Николаевич, она тоже терапевт?
– Да.
– Вы хотите сообщить германскому командованию какие-либо сведения о себе, например, вашу национальность. Ну, что же вы молчите? Смелее.
– Русский. Я русский.
– Как здорово вы врёте, Михаил Николаевич. Вам следовало хотя бы исправить обрезание. Поднимите уже глаза.
Марк медленно поднял взгляд. Сомнений не было, перед ним сидела Ольга, та самая Ольга, в которую он был влюблён в первый год своего обучения в Саратовском мединституте. Да, именно ей он рассказывал о том, что хотел бы стать хирургом. Но как она очутилась здесь, ведь её же арестовали и депортировали куда-то далеко. Он долго хранил прощальное письмо от неё, оно и по сей день оставалось среди его вещей, оставленных у квартирной хозяйки на хранение.
Он нашёл это письмо в своём почтовом ящике через месяц после её исчезновения, оно было сильно помятым и довольно грязным. Видимо, его выбросили из идущего поезда, и кто-то подобрал и отправил, а может быть, уговорили охрану. Он ездил тогда в Ольгин посёлок, разыскивая её, но его остановил патруль; долго и придирчиво проверял документы и выпытывал, что он здесь делает. В конце концов его отпустили, посоветовав забыть сюда дорогу. Посёлок пустой, все жители уехали. Больше ни на один вопрос он ответа не получил. Прошло около полутора лет прежде чем он оправился от боли расставания и убедился, что нет надежды на встречу с ней. Образ Ольги постепенно таял и окончательно растворился, когда он уступил Ларисиной настойчивости. Если уж быть совсем честным, то Лариса проявила завидное терпение и понимание. И Марк решил, что преданней друга не найти. Тогда он уже почти перестал вспоминать об Ольге. Но что же с ней произошло, и как она попала сюда? Ведь не депортировали же её в Германию?
– Узнаёте меня, Михаил Николаевич?
– Да.
– И я вас сразу узнала, но на всякий случай решила убедиться, что это мой Михаил Николаевич. Ну что же вы молчите, расскажите о себе.
– Мне нечего рассказывать. Я не знаю, что произошло, почему я пленный и стою здесь, а ты меня допрашиваешь.
– Пленный должен вежливо разговаривать с офицерами Вермахта. Вам следует называть меня Ольгой Антоновной или фрау лёйтнант, по-вашему – это лейтенант. В следующий раз вы будете наказаны. У нас уделяют большое внимание дисциплине.
– Извините, фрау лёйтнант.
– Итак, вы закончили институт с красным дипломом?
– Нет, но оценки все хорошие.
– Надеюсь, знания тоже?
– Я собирался вернуться в институт с отпуска, работать на кафедре и начать писать диссертацию.
– Здорово. Вас ожидала хорошая карьера. Как вы попали на фронт?
– Я был в отпуске, в Ленинграде, я там жил и учился несколько лет до поступления в Саратовский институт, я рассказывал вам.
– Да, я помню.
– Объявили о начале войны, я военнообязанный, поэтому должен был явиться в ближайший военкомат, оттуда меня и мобилизовали.
– Вам приходилось стрелять в немецких солдат.