Семь смертных грехов Германского Рейха в Первой мировой войне

И это выдвигает вперёд теневые стороны 1916 года. Повсюду ощущали приближение фатального поворотного момента, и в большинстве стран боялись его. Очевидно, что это был момент рокового выбора: окончить войну – или дать ей выродиться в нечто полностью непредвиденное. Правительства, начавшие войну, ещё держали её, так сказать, в руках. В то же время она стала для них – также и именно для правительств Антанты – с военной точки зрения весьма зловещей. Всех участвовавших в войне застало врасплох развитие военной техники, которая при её тогдашнем уровне превратила войну в стратегически безрезультатную, бездушно-тупую, полную мерзости продолжительную бойню. Между достижимыми стратегическими целями и для этого день за днём приносимыми жертвами как раз в Первую мировую войну – более, чем в любой из предшествующих войн, более также, чем в последовавшей Второй мировой, – существовало несоответствие, всё сильнее взывавшее к небесам. Громче всего во Франции и в Англии, которые, гораздо чаще, чем Германия, снова и снова, не выучив урока, атаковали массовыми армиями подземные выстроенные полевые укрепления, нашпигованные пулемётами, и при этом бесполезно несли кровавые жертвы. И обе эти страны начали тогда, несмотря на осознание всё более увеличивавшегося численного и материального превосходства, задавать себе вопросы, каким образом собственно, они должны победить с военной точки зрения. А в России ощущали приближавшуюся революцию.

На Западе американский президент Вильсон для времени после своего переизбрания в ноябре 1916 года подготовил широко задуманное мирное посредничество. В Петрограде глава "партии мира" Штюрмер стал премьер-министром. Германская внешняя политика, которая не была охвачена фантазиями о недостижимой победе, но стремилась к возможно достижимой ничьей, имела бы тогда свой шанс. Но такой германской политики не существовало. Во всяком случае, существовали настроения и колебания. Инструкции германскому послу в Вашингтоне летом и осенью 1916 года часто менялись; то он должен был саботировать мирные акции Вильсона, то он должен был их снова поощрять. С новым русским правительством вступили в контакт через Стокгольм, даже через номинально враждебную Японию. Публичное и политически полностью бессодержательное германское "предложение мира" от 12 декабря было, разумеется, более предназначено для того, чтобы как раз повредить предстоящей посреднической акции Вильсона, нежели помочь ей. Тем не менее, не исключено, что, по крайней мере, некоторые из ведущих лиц Германии по меньшей мере время от времени, в сущности, желали успеха той или иной "мирной атаке". Только вот что: и среди этих умеренных ни один не был готов во время всего этого периода смягчения и скрытых возможностей мира восстановить в Бельгии и в Польше Status quo 1914 года. И на этом терпели неудачу все шансы мира: на Бельгии американские, а на Польше русские. То, что ни в Бельгии, ни в Польше не должно быть возврата к предвоенному положению, рейхсканцлер заявил в качестве программы ещё в апреле 1916 года. Теперь, в психологически решающий момент, Германия создала "законченные факты": в октябре 400 000 бельгийских рабочих были мобилизованы для немецкой военной промышленности и депортированы в Германию. 5 ноября в оккупированной русской Польше было провозглашено "королевство Польша". Два нацеленных удара колотушкой против Вильсона и Штюрмера.