Когда преемник Кюльманна, фон Хинтце, вскоре после того спросил его с глазу на глаз, может ли он предстоящим 15 июля наступлением гарантировать окончательную военную победу, он ответил просто "да". Ответ тем более непонятный, поскольку он сам это наступление планировал как обманное для прикрытия следующего. Нельзя удержаться от впечатления, что Людендорф в это время уже был душевно нездоровым человеком. Это душевное нездоровье – после четырёх лет непрерывного переутомления и нервного сверхнапряжения – приняло две формы: сначала бурное сопротивление признать факты; затем, когда факты более не позволяли лгать, столь же бурная решимость найти козла отпущения. После 8 августа – успешного начала английского наступления, которое он назвал "чёрным днём германской армии", – он обвинил войска в том, что те более не предоставляют ему прочной основы для его стратегии. Затем позже, напротив, это была родина, которая "победоносной армии воткнула кинжал в спину". Поведение Людендорфа в это время было противоречивым. Решив 8 августа "завершить войну", он 14 августа согласился на придворном совете подождать более благоприятного положения. Затем 29 сентября он внезапно потребовал запросить перемирие в течение 48 часов. Однако 26 октября, при теперь уже действительно ставшим безнадёжным положении, он вдруг пожелал продолжения борьбы и ушёл в отставку, когда ему указывали, что это теперь стало невозможным. Он затем убежал в Швецию, откуда позже, когда воздух стал чище, вернулся, чтобы приписать вину за поражение Германии еврейско-масонскому всемирному заговору и принимать участие в различных путчах против конституции и правительства.
Невозможно не считаться с этой неприятной личностью, поскольку Людендорф был летом 1918 года тем человеком, в чьих руках была судьба Германии и чья воля до его отставки оставалась высшим законом. Деяния Германии были в это время деяниями Людендорфа.
Однако это не снимает вины с тех, чьим долгом было управлять страной и кто вместо этого передал управление Людендорфу или попросту навязал его. И это также не снимает вины с тех – большая часть народа, большинство буржуазии и почти всё общественное мнение – которые это находили совершенно в порядке. Они также несут ответственность за то, что летом 1918 года не была предпринята своевременная перенастройка, что германская армия без стратегической цели истекала кровью и что затем во всём мире вдруг раструбили о неспособности немцев к борьбе – возможно, даже преждевременно.
После того, как это произошло по приказу Людендорфа в начале октября, удержать далее что-либо было невозможно. С ходатайством о перемирии Германия приняла "четырнадцать пунктов" Вильсона от января 1918 года, то есть не только освобождение всех оккупированных территорий на Западе и на Востоке и потерю Эльзаса-Лотарингии, но также и уступку прусской Польши, создание "польского коридора" и общую обязанность по выплате репараций. Всё это содержалось в 14 пунктах Вильсона, и их принятие тем самым было уже практически неограниченным объявлением поражения. В последующем обмене нотами, который длился до конца октября, Германия затем постепенно довольствовалась тем, что перемирие предлагало "абсолютные гарантии для обеспечения преобладания союзников", подводная война должна будет прекращена уже до перемирия и "все ущербы, нанесённые германской агрессией гражданскому населению союзников и их собственности", должны быть возмещены: капитуляция в рассрочку. Даже низложение кайзера было уже потребовано – и больше явно не отклонялось. Не могло быть выявлено более отчётливо, что Германия, которая не была ни готова, ни способна продолжать вести войну, теперь должна будет принять перемирие практически любой ценой.
Действительно ли положение 29 сентября уже было критическим – об этом можно спорить. Некоторые говорят о том, что панический пессимизм 29 сентября был столь же ошибочным, как и оптимизм самообмана начала лета; что тогда, возможно, всё же ещё спасла бы зима вследствие зимней паузы в боях, хотя и сейчас при гораздо худших предпосылках, чем в начале лета, могли бы потребоваться переговоры. Однако после 29 сентября всё это осталось в прошлом.