Семь столпов мудрости

Фейсал повелел Абд эль Кадеру выехать вместе с Али и со мной и сказал мне: «Я знаю, что он безумец. Думаю, что он честен. Берегите ваши головы и используйте его». Мы держались, показывая ему наше полное доверие, по принципу, что мошенник не поверит нашей честности, а честный человек делается мошенником из-за подозрений. В сущности, он был исламским фанатиком, полусумасшедшим от религиозного рвения и с неистовой верой в себя. Его мусульманская обидчивость была оскорблена моим неприкрытым христианством. Его гордость была задета нашим сотовариществом, так как племена почитали Али и привечали меня больше, чем его. Его дырявая башка дважды или трижды выводила Али из себя, что сопровождалось мучительными сценами; а под конец он бросил нас в беде в отчаянный момент, помешав нашему походу, расстроив нас и наши планы, насколько смог.

Глава LXXI

Начало было трудным, как обычно. В свою охрану я взял шесть новобранцев. Среди них был житель Ярмука — Махмуд, тревожный и горячий парень лет девятнадцати, раздражительный, как многие люди с курчавыми волосами. Другой, Азиз из Тафаса, был старше, провел три года с бедуинами, чтобы избежать военной службы. Умелый в обращении с верблюдами, он все же был мелкой душой, не умнее кролика, но гордым. Третий был Мустафа, деликатный мальчик из Дараа, очень честный, который печально держался в одиночестве, так как был глухим и стыдился своего недостатка. Однажды на берегу он в коротких словах просил позволения вступить в мою охрану. Так явно он ожидал отказа, что я его взял; и это был хороший выбор, потому что на него, крестьянина с мягким характером, остальные могли сваливать всю черную работу. А он тоже был счастлив, потому что жил среди отчаянных парней, и его за это сочли бы таким же отчаянным. Чтобы восполнить его неэффективность в походе, я принял Шовака и Салема, двух погонщиков верблюдов из племени шерарат, и Абд эль Рахмана, беглого раба из Рияда.

Из старой охраны я дал отпуск Мохаммеду и Али. Они устали после приключений со взрывом поездов и, как и их верблюды, нуждались в тихом пастбище. Таким образом, Ахмед неизбежно остался за главного. Его безжалостная энергия заслуживала повышения, но такой очевидный выбор, как всегда, не имел успеха. Он использовал свою власть для подавления других; и это был его последний поход со мной. Я взял Креима, для заботы о верблюдах; и Рахейля, похотливого, самодовольного парня из племени хауран, для которого лишняя нагрузка была только полезна — она держала его в рамках. Матар, прихлебатель из бени-хассан, примкнул к нам. Его толстые ягодицы крестьянина заняли все седло верблюда и такую же большую долю — в грубых или непристойных шутках, которые помогали моим охранникам скоротать время в походе. Мы могли вступить на территорию бени-хассан, где он пользовался некоторым влиянием. Его беззастенчивая жадность давала нам гарантию, что мы можем в нем быть уверены, пока его ожидания не угаснут.

Быть на моей службе теперь было выгодно, так как я осознавал свою важность для нашего движения и не скупился ради своей безопасности. Слухи, как нарочно, были благоприятны для меня, позолотив мою руку. Фаррадж и Дауд, а также Хидр и Миджбиль, двое из племени биаша, дополняли отряд.

Фаррадж и Дауд были способными и веселыми в дороге, которую любили, как все проворные аджейли; но в лагере избыток их энергии постоянно заводил их в предприятия, которые обходились дорого. На сей раз они превзошли самих себя, исчезнув в день отправления. В полдень пришло послание от шейха Юсуфа, что они у него в тюрьме, и не хочу ли я поговорить с ним об этом? Я пришел в его дом и увидел, как все его массивное тело сотрясается не то от смеха, не то от гнева. Он недавно купил верховую верблюдицу чистейших кровей, кремовой масти. Животное заблудилось вечером в пальмовом саду, где обосновались мои аджейли. Они понятия не имели, что она принадлежит губернатору, но провозились до рассвета, раскрашивая ее голову в ярко-рыжий цвет хной, а ноги — в синий краской индиго, после чего отпустили на волю.

По всей Акабе поднялся шум и гам из-за этого циркового животного. Юсуф еле узнал ее и поднял на ноги всю полицию, чтобы найти преступников. Двое друзей были представлены в зал суда, по локти перемазанные в краске, громко заявляя о своей полной невиновности. Обстоятельства, однако, свидетельствовали против них, и Юсуф, сделав все возможное, чтобы уязвить их чувства, с помощью пальмовой палки, заточил их в оковы на долгую неделю размышлений. Я позаботился, чтобы возместить ему ущерб, предложив ему взаймы верблюда, пока его собственный не придет в респектабельный вид. Затем я объяснил, что грешники срочно нам нужны, и пообещал добавочную дозу его лекарства, когда они будут на это годны; он приказал их отпустить. Те были рады убраться из вшивой тюрьмы на любых условиях и присоединились к нам, распевая песни.