Семь столпов мудрости

Майнерцхаген не знал полумер. Он был логиком, идеалистом до глубины души, и настолько находился во власти своих убеждений, что намеренно впрягал зло в колесницу добра. Это был стратег, географ, беззвучно смеявшийся со знанием своего мастерства; он находил равное удовольствие, обманывая своего врага (или друга) какой-нибудь нещепетильной шуткой, или раскалывая черепа загнанной в угол толпы немцев своей африканской дубинкой. Его инстинкты поощрялись бесконечно сильным телом и диким умом, который выбирал лучший путь к своей цели, не задерживаясь перед сомнением или привычкой. Майнер составил фальшивые армейские бумаги, тщательно продуманные и конфиденциальные, которые для опытного офицера штаба намечали ложные позиции главного подразделения Алленби, ложное направление предстоящей атаки и дату несколькими днями позже. Эту информацию предварили осторожные намеки в радиошифровках. Узнав, что враг их перехватил, Майнерцхаген выехал на рекогносцировку со своими блокнотами. Он рвался вперед, пока враг его не заметил. В последовавшей за этим погоне он потерял все свое снаряжение и чуть не пропал сам; но был вознагражден, увидев, как вражеские резервы держат за Газой, и все их приготовления стягиваются к побережью и становятся менее спешными. Одновременно армейским приказом Али Фуад-паша предупредил свой штаб, чтобы никто не возил с собой документы к линии фронта.

Мы на арабском фронте были очень близки к врагу. Наши арабские офицеры когда-то были турецкими офицерами, и лично знали каждого лидера противной стороны. Они прошли через то же обучение, мыслили так же, держались той же точки зрения. Практикуя способы приблизиться к арабам, мы могли исследовать турок, понять их, почти что проникнуть в их умы. Связь между нами и ними была всеобщей, так как гражданское население на вражеской территории было всецело нашим, без оплаты или уговоров. Следовательно, наша служба разведки была настолько широкой, полной и надежной, насколько можно было представить.

Мы знали лучше, чем Алленби, об ограниченности врага и величине британских ресурсов. Мы недооценивали разрушительную способность слишком многочисленной артиллерии Алленби и запутанную сложность его пехоты и кавалерии, которые двигались с медлительностью ревматика. Мы надеялись, что Алленби будет дарован месяц хорошей погоды, и в этом случае ожидали увидеть, как он возьмет не только Иерусалим, но и Хайфу, выметая разбитых турок через холмы.

Тогда настанет наш час, и мы должны быть готовы к нему в той точке, где наш вес и тактика будут самыми неожиданными и самыми разрушительными. В моих глазах центром притяжения была станция Дераа, связка железных дорог Иерусалим-Хайфа— Дамаск-Медина, пуп турецкой армии в Сирии, общая точка всех их фронтов и одновременно территория, на которой располагались огромные нетронутые резервы арабских бойцов, обученных и вооруженных Фейсалом в Акабе. Мы могли там использовать племена руалла, серахин, сердийе, хорейша; и значительно большее оседлое население Хаурана и Джебель-Друза.

Я взвесил, не должны ли мы созвать всех этих наших приверженцев и как следует взяться за турецкие коммуникации. У нас было, при любом руководстве, верные двенадцать тысяч человек: достаточно для броска на Дераа, для разгрома всех линий железной дороги, даже для взятия врасплох Дамаска. Любая из этих вещей сделала бы положение армии в Беершебе критическим: и меня сильно искушала мысль мгновенно сделать ставку на нашу столицу.

Не в первый и не в последний раз служение двум господам бесило меня. Я был одним из офицеров Алленби и облечен его доверием: в ответ он ожидал, что я сделаю все возможное для него. Я был советником Фейсала, и Фейсал полагался на честность и компетентность моих советов настолько, чтобы принимать их, не оспаривая. И все же я не мог ни объяснить Алленби ситуацию с арабами в целом, ни раскрыть полный план британцев Фейсалу.

Местное население заклинало нас прийти. Шейх Талал эль Харейдин, вождь в пустой местности вокруг Дераа, слал нам письма, что с несколькими верховыми, посланными нами в знак поддержки арабов, он даст нам Дераа. Такой подвиг решил бы дело Алленби, но не был тем шагом, что Фейсал мог позволить себе и своему чувству чести, пока не имел уверенности, что утвердится там впоследствии. Внезапный захват Дераа и вслед за ним — отступление или вовлекли бы нас в бойню, или вызвали бы резню всего прекрасного крестьянства в округе.

Они могли подняться лишь однажды, и их усилие в этом случае должно было стать решающим. Вызывать их сейчас значило рисковать лучшими активами, что держал Фейсал для решающей победы, ради предположения, что первая атака Алленби сметет врага раньше, и что ноябрь будет не дождливым, а благоприятным для быстрого наступления.