Семь столпов мудрости

Арка была солидным каменным строением, с пролетами по четыре метра, и стояла над галечным руслом, поднимавшимся к нашей вершине. Зимние дожди прорыли в нем канал в четыре фута глубиной, узкий и извилистый, который служил нам великолепным подходом до трехсот ярдов к путям. Затем овраг расширялся и шел прямо к кульверту, открывая взгляду все, что было на рельсах.

Мы тщательно спрятали взрывчатку на венце арки, глубже, чем обычно, под затяжку, чтобы патрули не почувствовали под ногами его студенистую мягкость. Провода вывели на берег, в галечное русло водного потока, где спрятать его было недолго, и настолько далеко, насколько мы смогли дотянуться. К несчастью, это составляло всего шестьдесят ярдов, так как в Египте были перебои с изолированным кабелем, и большего в нашем распоряжении не было, когда выходила наша экспедиция. Шестидесяти ярдов было достаточно для моста, но мало для поезда: однако конец провода пришелся как раз на маленькие кусты около десяти дюймов высотой, на краю русла, и мы зарыли его возле этого удобного ориентира. Было невозможно оставить их соединенными с взрывателем как следует, поскольку место было приметным, в том числе и для постоянных патрулей, делавших обходы.

Из-за слякоти работа заняла больше времени, чем обычно, и был почти рассвет, когда мы закончили. Я ждал на сквозняке под аркой, пока не начался день, мокрый и промозглый, а затем я обошел всю потревоженную нами территорию, потратив еще полчаса, стирая все следы, набрасывая вокруг листья и сухую траву, поливая разбитую грязь из мелкой лужи поблизости. Потом мне махнули, что подходит первый патруль, и я ушел к остальным.

Прежде чем я добрался до них, они были уже внизу, на подготовленных позициях, растянувшись вдоль по каждой стороне гор и водораздела. С севера подходил поезд. Хамад, высокий раб Фейсала, взял взрыватель, но, прежде чем он добрался до меня, порожний поезд из закрытых вагонов промчался мимо. Дожди на равнине и плотный утренний туман скрывали его от глаз наших часовых, пока не стало слишком поздно. Этот второй провал огорчил нас еще больше, и они начали говорить, что в этот раз все идет не так, как надо. Такое заявление таило в себе риск стать прелюдией к обнаружению дурного глаза; и, чтобы отвлечь внимание, я предложил поставить новых наблюдателей: одного к развалинам на севере, другого — к крупной пирамиде на южном гребне.

Остальные, не позавтракав, вынуждены были притворяться, что не голодны. Все проделали это с удовольствием, и мы некоторое время бодро сидели на земле и жались друг к другу, чтобы согреться, рядом с нашими пыхтящими и исходящими паром верблюдами в качестве бруствера. От влаги их шерсть закурчавилась, как овчина, так что у них был странный взъерошенный вид. Когда дождь прекращался, а это бывало часто, холодный стонущий ветер тщательно выискивал у нас незащищенные места. Через некоторое время наши мокрые рубашки оказались клейкими и неудобными. У нас было нечего есть, нечего делать и негде сесть, кроме как на мокрые скалы, на мокрую траву или в грязь. Однако эта стойкая погода напоминала мне, что она может задержать наступление Алленби на Иерусалим и отнять у него крупную возможность. Такое большое несчастье для нашего льва было почти ободрением для мышей. Мы можем быть партнерами в следующем году.

И при лучших обстоятельствах ждать действий было тяжело. Сегодня это было отвратительно. Даже вражеские патрули ковыляли вдоль, не обращая ни на что внимания, безучастно глядя вокруг сквозь дождь. Наконец около полудня, в промежутке хорошей погоды, часовой на южной вершине бешено замахал покрывалом, подавая знак, что идет поезд. Мы вмиг добрались до своих позиций, так как последние часы просидели на корточках в канаве рядом с путями, чтобы не упустить еще один шанс. Арабы заняли укрытие, как положено. Я взглянул на их засаду со своей огневой точки и не увидел ничего, кроме серых склонов гор.

Я не мог услышать, как идет поезд, но верил этому и стоял на коленях наготове, наверное, полчаса, когда напряжение стало невыносимым, и я дал сигнал узнать, что происходит. Они послали сказать, что поезд подходит очень медленно, и он очень длинный. У нас разгорелся аппетит. Чем длиннее поезд, тем больше будет пожива. Затем пришло известие, что он остановился. И снова пошел.

В конце концов, около часа дня я услышал его пыхтение. Паровоз был явно неисправен (все эти поезда на дровяном топливе были паршивые), и везти тяжелый груз в гору оказалось превыше его сил. Я залег за моим кустом, пока он медленно вползал в поле зрения через южный отрезок, и вдоль по берегу, у меня над головой, к кульверту. Первые десять вагонов были открытыми и переполнены солдатами. Однако снова было слишком поздно выбирать, и когда паровоз был прямо над миной, я нажал рукоятку взрывателя. Ничего не произошло. Я дергал ее вверх-вниз, четыре раза.