Семь столпов мудрости

Как раз в этот момент часовой с севера закричал о поезде. Мы бросили костер и, задыхаясь, пробежали шестьсот ярдов вниз по холму, на нашу старую позицию. По изгибу дороги, свистя изо всех сил, шел поезд, великолепный поезд с двумя паровозами и двенадцатью пассажирскими вагонами, на полной скорости спускаясь под гору. Я нажал рукоятку, когда первое ведущее колесо первого паровоза было над миной, и взрыв произошел ужасающий. Земля брызнула черным мне в лицо, и меня завертело, я вдруг оказался на земле, рубаха моя была разорвана до плеча, и кровь капала с длинных неровных царапин на левой руке. Между коленями у меня лежал взрыватель — расплющенный и перекрученный кусок железа, покрытый сажей. Передо мной лежала ошпаренная, дымящаяся верхняя половина человека. Когда я пригляделся сквозь пыль и дым от взрыва, весь бойлер первого паровоза, казалось, отсутствовал.

Я тупо подумал, что пора уходить в укрытие; но, когда я двинулся, то ощутил сильную боль в правой ноге, из-за которой мог только хромать, мотая головой от потрясения. Двигаясь, я начал разбираться в этом смятении, пока ковылял к верхней долине, откуда арабы теперь быстро стреляли в переполненные вагоны. У меня кружилась голова, и я поддерживал свои силы, повторяя вслух по-английски: «Лучше бы этого не случалось».

Когда враг стал отвечать на наш огонь, я оказался между двумя сторонами. Али увидел, что я падаю, и, думая, что я тяжело ранен, выбежал вместе с Турки и еще двадцатью людьми бени-сахр и своих слуг мне на помощь. Турки заметили их и настигли выстрелами семерых в несколько секунд. Остальные одним броском оказались рядом со мной — в своем движении готовые модели для скульптора. Одежды из белого хлопка вздулись колоколом вокруг их стройных талий и лодыжек, безволосых загорелых тел; и кудряшки, заплетенные в длинные рожки над каждым виском, придавали им сходство с русскими танцорами.

Мы вместе вскарабкались в укрытие, и там я незаметно ощупал себя, обнаружив, что ни разу не был серьезно ранен; хотя, помимо синяков, царапин от обломков бойлера и сломанного пальца на ноге, у меня было пять разных следов от пуль (некоторые, как назло, глубокие), а одежда разорвана в клочья.

От водораздела мы могли оглядеться. Взрыв разрушил арку — вершину кульверта, и рама первого паровоза лежала за ней у ближнего подножия насыпи, по которой он скатился. Второй паровоз рухнул в провал и лежал поперек разрушенного тендера первого. Его станина была изогнута. Я оценил оба как не подлежащие ремонту. Второй тендер исчез с другой стороны, и первые три вагона, сложившись, врезались друг в друга, раскуроченные в куски.

Остальная часть поезда заметно сошла с рельсов, с покосившимися вагонами, врезавшимися друг в друга под всевозможными углами зигзагом вдоль путей. Один из них был салоном, украшенным флагами. В нем пребывал Мехмед Джемаль-паша, командующий войсками Восьмой Армии, спешивший защищать Иерусалим против Алленби. Его боевые лошади были в первом вагоне, его автомобиль — в хвосте поезда, и мы обстреляли его. Среди его штаба мы заметили упитанное духовное лицо и заключили, что это Ассад Шукаир, имам Ахмеда Джемаль-паши, отъявленный сводник, стоящий за турок. Так что мы палили в него, пока он не упал.

Но было ясно, что у нас мало шансов довершить разрушение. В поезде было около четырехсот человек, и выжившие, теперь оправившись от потрясения, были под прикрытием и повели плотную стрельбу против нас. В первую минуту наш отряд на северной шпоре горы закрылся и чуть не выиграл игру. Мифлех на своей лошади загнал офицеров из салона в нижнюю канаву. Он был слишком взбудоражен, чтобы остановиться и стрелять, и они убрались невредимыми. Арабы, что последовали за ним, обернулись, чтобы поднять кое-какие винтовки и медали, валявшиеся на земле, а затем — подобрать сумки и коробки с поезда. Будь у нас пулемет на позиции для обстрела дальней стороны — согласно моей практике минирования, ни один турок бы не скрылся.

Мифлех и Адхуб присоединились к нам на холме и спросили о Фахаде. Один из серахин сказал, что он повел первый бросок, пока я лежал, оглушенный, рядом со взрывателем, и был убит около него. Они показали его пояс и винтовку в доказательство, что он мертв, и что они пытались его спасти. Адхуб не сказал ни слова, но выскочил из оврага и побежал вниз по холму. Мы затаили дыхание до боли в легких, наблюдая за ним; но турки, казалось, его не видели. Через минуту он тащил тело из-за левого берега.

Мифлех вернулся к своей лошади, вскочил на нее и направил ее за шпору. Вместе они подняли недвижную фигуру на палках и вернулись. Пуля прошла через лицо Фахада, выбив четыре зуба и прострелив язык. Он потерял сознание, но пришел в себя, как раз перед тем, как Адхуб добрался до него, и пытался уползти на четвереньках, ослепленный кровью. Теперь он собрался с силами настолько, чтобы цепляться за седло. Итак, его посадили на первого найденного верблюда и увели сразу же.