Семь столпов мудрости

Тем временем наше правительство раскаялось и, не без связи с падением Эрзерума, послало меня в Месопотамию посмотреть, что могло быть сделано косвенными средствами, чтобы освободить осажденный гарнизон. У местных британцев были сильнейшие возражения против моего приезда; двое из генералов имели любезность объяснить мне, что моя миссия (которой они на деле не знали) бесчестна для солдата (которым я не был). Фактически было слишком поздно действовать, в то время как Кут был при смерти; и потому я не сделал ничего, что было в моих планах и в моих силах.

Условия были идеальны для арабского движения. Народ Неджефа и Корбелы, в глубоком тылу армии Халил-паши, бунтовал против него. Уцелевшие в армии Халила арабы были, по его собственному признанию, открыто нелояльны Турции. Племена Хайя и Евфрата перешли бы на нашу сторону, если бы увидели знаки расположения со стороны британцев. Если бы мы опубликовали обещания, сделанные шерифу, или даже ту прокламацию, которая была расклеена позже в захваченном Багдаде, и последовали им, к нам присоединилось бы столько местных бойцов, чтобы можно было разорить турецкую линию коммуникаций между Багдадом и Кутом. Несколько недель, и врага заставили бы или снять осаду и отступить, или подвергнуться блокаде за пределами Кута, почти такой же напряженной, как блокада для Тауншенда внутри. Время на развитие такого плана можно было легко выиграть. Если бы британский штаб в Месопотамии раздобыл у Военного министерства еще восемь самолетов, чтобы увеличить ежедневные поставки пищи гарнизону Кута, сопротивление Тауншенда могло растянуться на неопределенное время. Его оборона была для турок неуязвима, и только просчеты изнутри и извне принудили его к сдаче.

Однако, поскольку это не входило в планы правящих там партий, я сразу же вернулся в Египет; и до конца войны британцы в Месопотамии оставались по существу инородной силой, вторгшейся на вражескую территорию, где местное население было пассивно нейтрально или угрюмо противилось. Из-за этого у них не было той гибкости и свободы движения, какая была в Сирии у Алленби, вступившего в страну как друг, при активной поддержке местного населения. Факторы численности, климата и коммуникаций благоприятствовали нам в Месопотамии больше, чем в Сирии; и наше высшее командование было впоследствии не менее эффективным и опытным. Но их списки убитых в сравнении со списками Алленби, их тактика рубки дров в сравнении с его игрой на рапирах показывали, как сильно способна враждебная политическая обстановка подорвать чисто военную операцию.

Глава VII

Наша задержка в Месопотамии была для нас разочарованием; но Мак-Магон продолжал свои переговоры с Меккой и, наконец, привел их к успеху, несмотря на эвакуацию Галлиполи, сдачу Кута и общий несчастливый поворот войны на тот момент. Немногие даже из тех, кто знал обо всех переговорах, всерьез верили, что шериф станет сражаться; поэтому его мятеж, а также открытие его побережья для наших судов и помощи застали врасплох и нас, и их.

Мы увидели, что наши трудности только начинаются. Возник новый фактор, обязанный появлением Мак-Магону и Клейтону: подняла голову профессиональная ревность. Сэр Арчибальд Мюррей[32], генерал в Египте, не желал, что довольно естественно, никаких соревнований и никаких конкурирующих боевых действий в своей сфере. Он недолюбливал гражданские власти, которые так долго поддерживали мир между ним и генералом Максвеллом. Ему не могли быть вверены арабские дела, так как ни он, ни его штаб не имели этнологической компетенции, требуемой для занятия столь любопытной задачей. С другой стороны, он мог представить зрелище Верховного комиссариата, ведущего свою частную войну, достаточно смехотворным. Его дух был очень нервным, причудливым и довольно соревновательным.

Он нашел поддержку у начальника штаба, генерала Линден-Белла[33], горячего солдата, инстинктивно содрогавшегося при виде политиков и напускавшего на себя нарочитую сердечность. Двое из офицеров Генерального штаба вняли громкому кличу своих вождей, и вот несчастный Мак-Магон обнаружил, что лишен поддержки армии, и умерил свои усилия поддержать войну в Аравии с помощью атташе Министерства иностранных дел. Некоторые, оказалось, были недовольны войной, в которой посторонним позволялось лезть в их дела. К тому же в них настолько въелась привычка к скрытности, когда только повседневная дипломатическая рутина выглядела для них нормальной работой, что когда возникли более важные вещи, они и их превратили в рутину. Слабость их позиции и мелочная нечестность друг перед другом разозлили военных до отвращения; и нам вредили тоже, поскольку они открыто принижали Верховного комиссара, которому не были достойны чистить сапоги.

Уингейт, будучи полностью уверен в своем понимании ситуации на Среднем Востоке, предвидел доверие и великую пользу для страны от подъема арабов, но, так как Мак-Магона медленно добивали критикой, он отошел от него в сторону, и в Лондоне стали намекать, что опытная рука лучше развяжет этот тонкий и запутанный клубок.