Ворвавшиеся на сцену по приказу генерал-губернатора городовые стали опускать железный занавес, чтобы отделить композитора от публики. Но студенты вступили с ними в борьбу. Они держали занавес руками. Публика бросилась им помогать, подставляла стулья, не давая занавесу опуститься. Спектакль показал огромную общественную роль передового искусства. А признание оперы явилось своего рода выступлением общественности в защиту композитора.
Конечно, преследования Римского-Корсакова со стороны правительства не прекратились. Его произведения запретили исполнять и в концертах, и на сцене. Однако с подъемом революции этот запрет отпал, и приказ об увольнении Римского-Корсакова потерял силу. Под давлением событий консерватория получила автономию, она перестала зависеть от РМО. Прежнего директора — трусливого — чиновника Бернгарда — сменил А. К. Глазунов, остававшийся на этом посту двадцать три года, вплоть до 1928 года. Вернулись к занятиям освобожденные из тюрьмы студенты.
Римский-Корсаков приветствовал и дальнейшее течение революции. «Время великое… старый порядок подорвался навсегда», — писал он. Он живо отозвался на известие о восстании на броненосце «Потемкин» и на репрессии царского правительства против революционных сил страны. «Вы там читаете всю правду, а мы здесь догадываемся лишь по намекам газет, какие ужасы творятся в России в настоящую минуту для обуздания и согнутия в бараний рог. А с «Князем Потемкиным» вышла штучка нечего сказать — небывалая. А все это плоды мордобития, сечения, расстреляний и повешений. Много еще всего этого будет», — писал он жене, находившейся на лечении за границей.
У композитора в это время зрел замысел оперы «Степан Разин», о вожде народного восстания. Однако осуществить этот замысел не удалось, хотя сюжет долгое время «страшно нравился» композитору. Римский-Корсаков понял, что такую оперу он никогда не увидит в театре, она не будет допущена к постановке. И оставил работу. Из материалов к опере осталась лишь инструментальная пьеса «Дубинушка». Композитор создал ее под впечатлением рабочей демонстрации^ певшей эту песню.
В декабре 1905 года было разгромлено восстание в Москве. Наступила реакция. Часть студентов подверглась арестам, некоторых из них выслали по этапу на север страны. Над самим Римским-Корсаковым нависла угроза ареста. Но он продолжал отстаивать завоеванные права учащихся, он остался верен своим взглядам.
Последняя опера Римского-Корсакова «Золотой петушок» проникнута революционными настроениями. Сатира на самодержавие заметна уже в «Сказке о царе Салтане», более резко она выступает в «Кащее Бессмертном».
Сатира на царизм заложена уже в сказке Пушкина. Однако Римский-Корсаков и его либреттист Бельский усилили и развили сатирический элемент в тексте оперы. Сохранив большую часть стихов Пушкина, они внесли в либретто черты своего времени и создали злую сатиру на Николая II и его приближенных, позорно проигравших русско-японскую войну 1904–1905 годов. Первая же сцена — торжественное заседание царской думы — раскрывает ничтожество и тупость царя Додона, царевичей и бояр. Заседание должно решить, как «концы своих владений защитить от нападений». С самыми вздорными проектами выступают царевичи. Гвидон предлагает «снять войска с границы и расставить вкруг столицы… И пока сосед на селах, нивах, пажитях веселых будет зло свое срывать, ты успеешь и поспать…». Афрон хочет и вовсе распустить «наше доблестное войско, полно пылкости геройской… А за месяц перед тем, как напасть на нас соседям, мы навстречу им поедем». Бояре лишь поддакивают им. Сами они неспособны придумать что-либо и на презрительный возглас Додона: «Дурачье!» — отвечают подобострастно: «Так точно». Как и его придворные, царь не утруждает себя мыслями и правит страной, «лежа на боку». Он смешон и нелеп в своей трусости перед врагом и в любви к Шамаханской царице, когда, повязанный женским платком, пляшет ей в угоду перед всем войском, как шут; Изображение царства Додона, фигура самого царя — меткая карикатура на самодержавие, насыщенная злободневными намеками: взаимная неприязнь членов семьи царя, неурядицы в царском доме, вражда и интриги генералов были известны всем. Издевательская сцена, когда придворные вместе с царевичами придумывают при помощи разных гадалок, как оборониться от врагов, не могла не напомнить о шарлатанах и придворных гадальщиках, предшествовавших Распутину. Поход Додона напоминал зрителю позорные события русско-японской войны. «Есть запасы?» — спрашивает царь воеводу Полкана. «На три года», — отвечает воевода. Царское правительство так же уверяло, что в крепости Порт-Артур хватит запасов на 3 года и что крепость непобедима. Между тем она была сдана врагу чуть ли не через три месяца.
Острым злободневным намеком на произвол и беззаконие, творимые самодержавием, звучало рассуждение Додона о законах: